Сложно было тогда, при встрече с Тимом, не заметить выступ на внутренней стороне предплечья размером с колоду игральных карт. Возможно, вам бы стало не по себе и к горлу подкатила бы тошнота при виде такого зрелища, такого насильственного технического проникновения в плоть. Для установки Circadia потребовалось проведение нескольких манипуляций: длинный разрез, снятие верхнего слоя кожи, внедрение устройства в зияющее отверстие тела, растяжение кожи и окончательное наложение швов. Поскольку ни один медик не смог бы официально провести эту процедуру, не лишившись лицензии, устройство особым способом установил специалист по модификации тела в Берлине – Тим называл этот способ raw dog, то есть без анестезии.
– Тяжело было первые девяносто дней, – вздохнул он. – Это все, что я скажу.
Мы отдыхали в креслах за пределами комнаты, где журналисты готовились к круглому столу, запасаясь попкорном, родниковой водой и крафтовым пивом.
– В первые пару недель накапливалось много жидкости, которую приходилось регулярно сливать. Также мне приходилось принимать специальные медикаменты, чтобы тело приняло имплантат. Меня преследовали приступы паранойи. Начинало пощипывать в голове, и я боялся, что мой мозг отравился батареей, протекшей в кровь, и тому подобное. А потом я чихал и думал: «О, круто, мне просто нужно было чихнуть».
Люди спрашивали, почему устройство Circadia такое большое, а он отвечал, что они и не пытались сделать его маленьким. Это был эксперимент для подтверждения концепции о возможности корректной работы технологии внутри тела. Он оказался успешным: Тиму ничего не угрожает, устройство в порядке. Сейчас они работают над новой, более компактной версией, требующей менее масштабных повреждений человеческой плоти машиной.
Тим рассказал мне о своем изнурительном распорядке дня: он совмещал работу программистом в компьютерном агентстве днем и службу на свою компанию Grindhouse Wetware в подвале ночью. У него также были девятилетний сын и одиннадцатилетняя дочь, и он был вовлечен в напряженную и затяжную борьбу за опеку над детьми со своей бывшей. Все это совершенно не оставляло времени для сна, и поэтому он стал использовать систему полифазного сна, когда спал два раза по двадцать минут в течение дня, а затем отключался на три часа ночью, обычно между часом ночи и четырьмя часами утра.
По его словам, все дело в понимании и управлении самими системами: системой дня, системой тела, системой жизни.
К нам подошла женщина средних лет в брюках с завышенной талией и в сандалиях. Она была одета с иголочки, ее волосы были убраны назад. Она представилась одной из двух участников круглого стола. Ее звали Энн Райт. Она была профессором Университета Карнеги – Меллона и активно участвовала в движении «Самоквантификация» (Quantified Self-movement), приверженцы которого использовали технологии для сбора и анализа данных о своей повседневной жизни. Тим сказал ей, что тоже увлекается самоквантификацией. Недавно он купил гаджет, который собирал его данные и загружал их в облако. Он сообщил, что это движение ему интересно, но с некоторыми оговорками.
– Действительно, – ответила она, – вопрос не только в сборе как можно большего объема данных, но и в том, как их использовать, чтобы оптимизировать жизнь человека.
– Все так, – согласился Тим. – Хотя я бы из этого уравнения полностью исключил переменную «человек». Люди действительно ничего не смыслят в принятии решений. Это как с полностью беспилотным автомобилем. Люди говорят: «О, вы не можете отстранить человека от принятия решений. Я человек, и я первоклассный водитель». А я такой: «Нет, парень, ты совсем не крутой водитель. Ты обезьяна, а обезьяны не умеют принимать решения».
Энн нервно усмехнулась. Казалось, ей стало неловко, и я подумал, является ли это неудобство реакцией на фразу Тима, раскрывающую механистические принципы самоквантификации, рассматривающей человека как набор фактов и статистических данных, которые могут быть обработаны, интерпретированы и из которых будут сгенерированы дополнительные данные, словно человеческая жизнь – это цикл обратной связи входящих и исходящих данных.
– Что касается меня, – продолжал Тим, – никакая оптимизация не поможет этому практически не эволюционировавшему шимпанзе. Будем честны: у нас просто нет нужной оболочки, чтобы стать теми, кем мы хотим быть. А та, что есть, наше тело, отлично подходит, чтобы бегать по африканской саванне, но от нее не так много пользы в мире, в котором мы сейчас живем. Нам нужно ее поменять.
Тиму, как и многим трансгуманистам, было свойственно частенько ссылаться на африканскую саванну. Основной посыл был в том, что мы далеко ушли от мира, в котором эволюционировали.
– Этот парень – прямо генератор цитат, – сказал я Марло, пока мы ждали начала мероприятия. Я массировал запястье, перебирая пальцами сырой механизм из связок и хрящей, механизм запястья, покрытый кожей.
– Ох, моя правая рука… – простонал я. – Парни, может, вы могли бы помочь мне и установить какое-нибудь обновление?