Шаттл приземлился в самом крупном ангаре «Химеры». Четверо чиссов-телохранителей сформировали вокруг Мэрис защитный квадрат. Трап с шипением опустился. Девушка с замиранием сердца ступила на залитую искусственным светом посадочную площадку.
Ее встретила рота имперских штурмовиков, выстроенных в почетном карауле, а перед трапом стоял крепкий мужчина в возрасте со строгим взглядом проницательных карих глаз, отливающих насыщенным медным оттенком. Он был относительно высокого роста, крепко сложен, имел густые усы, а на кителе носил пластину знака отличия капитана.
— Добро пожаловать на «Химеру», Мэрис Фераси! — коротко отчеканил человек, слегка поклонившись.
— Приветствую вас, капитан… — Мэрис запнулась, не зная, как к нему обращаться и удивляясь, почему любимый мужчина не пришел встречать ее лично. Быть может, он слишком занят, разрабатывая очередной план борьбы с мятежниками, а она явилась в очень неподходящий момент?
— Гилад Пеллеон, — чуть улыбнувшись, представился он, с любопытством разглядывая девушку в необычной одежде и сопровождающих ее чиссов со странным оружием в руках.
— Рада знакомству с вами, — поддерживая вежливую беседу, отозвалась Мэрис. — Капитан Пеллеон, могу я увидеть гранд-адмирала Трауна?
Медные глаза Пеллеона вмиг потускнели. Он нервно сглотнул и сжал кулаки, опуская взгляд в пол. Сердце Мэрис сжалось от страха. По спине пробежал неприятный холодок. Чиссы, почувствовав, что что-то не то, мигом взвели чаррики, готовые защищать свою госпожу ценой собственной жизни.
— Я боюсь, что это невозможно, — выдавил из себя Пеллеон, сверля глазами серый пол ангара.
— Гранд-адмирал Траун… — почти шепотом произнесла Мэрис, тактично рассматривая капитана, и задала вопрос, на который очень боялась получить ответ. — Что с ним случилось?
Комментарий к XXXVI
1 - Я в порядке! Спасибо!
========== XXXVII ==========
Это была длинная дорога, сэр.
Длинная, трудная и полная препятствий.
Для всех нас, но в большей степени для вас
Капитан Ардифф Гиладу Пеллеону,
«Рука Трауна», Тимоти Зан
Тело гранд-адмирала Трауна, облаченное в идеально белый китель, покоилось в большом кортозисном гробу. Оно утопало в рыже-желтых цветах и четырехлопастных зеленых листьях лириодендрона (1), самого красивого растения, произрастающего на Бастионе. Мэрис склонилась над любимым мужчиной, не в силах поверить в его смерть. Его лицо было спокойным, как высеченный из камня монумент. Казалось, он просто спит. И стоит лишь дотронуться до него, чтобы вновь увидеть, как из-под век просочится алый свет проницательных чисских глаз. Мэрис провела по его острым скулам в последний раз, ощущая под подушечками мягкую кожу, затем плавно взяла за запястье, забираясь пальцами под перчатку и нащупывая холодную кожу. Она закрыла глаза, отчаянно желая, чтобы это был просто дурной сон. Глубоко вдохнув, также, как они делали в совместной практике khimbaekae, женщина почему-то подумала, что так сможет оживить его, и он снова задышит сильно и равномерно, а сердце возобновит свое спокойное биение. Нет. Ничего не случилось. Траун мертв… Он погиб, преданный личным телохранителем ногри. Безжалостный нож вонзился в храброе сердце чисса, отняв его у Мэрис.
Взирая на тело любимого, Мэрис чувствовала, будто от нее самой отрезали кусок плоти, а душа провалилась в бездну, разлетевшись на сотни осколков. Она бы отдала все на этом свете, чтобы снова увидеть Трауна живым, почувствовать нежные объятья и заглянуть в заботливые алые глаза. Его больше нет…
Рука, сжимавшая секстант, плавно опустила предмет на грудь покойного, желая вернуть ему бесценную реликвию чисского народа. Однако к уху осторожно нагнулся чисс Кресʼтенʼтарти, ответственный за ее безопасность, и быстро-быстро зашептал на чеунхе, стремясь отговорить от такого действия. О… Да… Какая же она глупая! Секстант, символ Восьмой правящей семьи Мит, должен храниться у живых, а не быть погружен в небытие вместе с мертвыми. Он служит жизни, открывая тайны Вселенной и показывая ее математическое совершенство. Она чуть было не уничтожила предмет чисского искусства. Благодарно кивнув Стенту, Мэрис забрала древний навигационный прибор, последний раз прикасаясь к любимому мужчине рукой, на запястье которой теперь красовалась черная траурная веревка. Те путы, что она сплела для него, остались бордовыми, нежно обхватывая чисскую руку.
— Fiat lux, сh’eo in’ezasr… (2)