Искусство эпохи Возрождения. Италия. XIV-XV века

И вот настал момент, когда оба затруднения отпали и можно было приступить к завершающему, ответственнейшему этапу росписей. Их надо было выдержать в духе лучших францисканских проповедей — увлекая посетителей церкви наглядностью избранных примеров, конкретностью места и времени действия, не упуская деталей, сближающих дни св. Франциска с современностью[208]. Никогда прежде в христианском мире не создавалось столь обширного изобразительного повествования, посвященного человеку, ушедшему из жизни сравнительно недавно. И никогда еще от исполнителя не требовали такого решительного сближения искусства с исторической действительностью, подробно обрисованной в тексте св. Бонавентуры.

Сан-Франческо — одна из первых готических церквей в Италии. Ее единственный неф длиной около шестидесяти метров состоит из четырех травей с пучками колонн, выступающих из плоскости стен. Джотто написал с помощниками по тринадцать «историй» на боковых стенах и две по сторонам от входа — итого двадцать восемь картин размером 2,7×2,3 метра. Они расположены на высоте около двух метров от пола.

Настоящий архитектурный каркас церкви подхвачен иллюзорным. В каждой травее картины отделены друг от друга выпукло написанными витыми колоннами, так что картина является минимальным модулем всего здания. Капители этих колонн изображены в ракурсе, как настоящие; на них лежит архитрав, увенчанный карнизом с консолями, написанными в расчете на наблюдателя, стоящего в центре травеи, — тогда мнимый карниз незаметно переходит в действительный. Не будь «истории» отделены друг от друга иллюзорными колоннами, их связь с реальной архитектурой нефа не была бы так очевидна. Каждая «история» напоминала бы развернутый свиток, и св. Франциск появлялся бы в них по нескольку раз — тип повествования, господствовавший в средневековом искусстве. Вместо этого мы видим в Ассизи четко отграниченные мизансцены, сопровождаемые краткими латинскими подписями. Эти подписи, ничего не говорившие неграмотному большинству, свидетельствуют не о сомнении фра Джованни ди Муро в доходчивости живописи Джотто, а о беспрецедентной важности затеянного предприятия и об ответственности генерала францисканцев перед папой Бонифацием VIII.

Повествование начинается у трансепта на южной стене, занятой «историями» от предсказания грядущей славы св. Франциску до празднования Рождества в Греччо. По сторонам от входа — «Чудесное открытие источника» и «Проповедь птицам». Далее, на северной стене, после пяти «историй» — от смерти дворянина из Челано до смерти св. Франциска — следуют еще восемь — от видения брату Августину и епископу Ассизскому до освобождения св. Петра Ассизского из темницы. Эпизоды жития св. Франциска сопоставлены с библейскими сценами в люнетах.

Интерьер Верхней церкви Сан-Франческо в Ассизи. Снимок сделан до лета 1997 г., когда трансепт и апсида церкви были разрушены землетрясением

В разбиении цикла на небольшие мизансцены проявилось тонкое чувство своеобразия личности и стиля жизни св. Франциска — мастера малых дел. Чтобы изобразительное повествование охватывало многочисленные разновременные события как нечто целое, их, в принципе, было бы удобнее представить сплошной лентой. Тогда можно было бы созерцать их подобно тому, как мы созерцаем панораму берега с борта медленно плывущего корабля[209]. Средневековые художники предпочитали именно такой эпический взгляд. Но истовому, деятельному характеру св. Франциска, постоянно драматизировавшего привычные, казалось бы, ситуации, такой взгляд не соответствует. Чтобы помочь наблюдателю вжиться в события, Джотто сосредоточил внимание на таких моментах, каждый из которых застревает в памяти как формула определенного поступка св. Франциска, — и он настолько в этом преуспел, что «истории» можно рассматривать по отдельности без ущерба для их понятности и красоты.

Но нельзя было допустить, чтобы цикл распался на отдельные «истории». Жизнь Франциска — это не череда сцен на подмостках литургического театра, а неустанное движение к Богу, не отвергающее реалий земного существования. Этот человек, осмелившийся однажды сказать: «Рай вокруг нас»[210], жил, как всякий другой смертный, в обыкновенной протяженности пространства и времени. Поэтому, выделив в его житии драматические эпизоды, Джотто позаботился и об их взаимосвязи.