Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия

Молодой лев одолеет старого
На поле боя, в единоборстве.
Он пронзит ему глаза в их золотой клетке.
Две раны в одном, и потом он умрет
мучительной смертью.

Королева была встревожена. Ей показалось, что эта зловещая невнятица имеет какое-то отношение к ее мужу. Провидец успокоил Екатерину, заверив, что видит четырех ее сыновей королями.

Три года спустя на рыцарском турнире, устроенном в честь свадьбы французской принцессы Елизаветы и Филиппа II Испанского, отец невесты Генрих II преломил копья со своим другом, капитаном телохранителей-шотландцев графом Габриэлем де Монтгомери. Отлетевшая от копья графа щепка прошла сквозь забрало позолоченного шлема короля, пронзила глаз и горло и вызвала воспаление ран. Генрих II умер после десятидневной мучительной агонии[1132].

Согласно предсмертной воле короля, его набальзамированное сердце предстояло похоронить в церкви Целестинского монастыря в Париже, а тело, по древнему обычаю, предать погребению в базилике Сен-Дени. Обычай раздельного захоронения сердца и тела короля, известный с XIII века[1133], восстановил сам Генрих II, когда он заказал Пьеру Бонтану «Памятник сердца» в честь своего отца. С соизволения Генриха Бонтан создал необычную урну: она украшена барельефом, прославляющим Франциска I как щедрого покровителя искусств.

Екатерина Медичи воодушевилась мыслью водрузить на головы кариатид-граций урну с сердцем своего супруга, в которую после смерти королевы предстояло вложить и ее сердце. Грации, или греческие хариты, – олицетворения животворящей благодетельной красоты[1134], к которой была так чувствительна душа бедного Генриха. Но еще важнее для вдовствующей королевы, оставшейся после внезапной смерти старшего сына, Франциска II, регентшей при малолетнем Карле IX, был древнеримский культ граций – хранительниц супружеской верности. Екатерина велела поставить фигуры трех граций на пьедестал с надписью, увековечивающей ее верность памяти Генриха. В ее представлении «Памятник сердца» был демонстрацией легитимности ее королевских полномочий, перешедших к ней как к верной и, стало быть, законной преемнице погибшего монарха. К такому направлению мыслей ее подталкивали неприемлемые политические претензии гугенотской оппозиции.

В выборе образца для воплощения своего замысла Екатерина всецело полагалась на знания, опыт, вкус Приматиччо. Он предложил два похожих друг на друга прототипа – знаменитую статую Гекаты[1135] и гравюру Раймонди по рисунку, сочиненному Рафаэлем для курильницы Франциска I[1136]. Предстояло высечь нечто подобное из мрамора.

Но кому доверить исполнение столь ответственной работы? Сам Приматиччо превосходно лепил из стукко, но резцом не владел. Жан Гужон, подозреваемый в женевской ереси, вызывал при дворе все большую антипатию. Флорентийский мастер Доменико дель Барбьери, одно время работавший в Фонтенбло, не отважился взяться за весь памятник; чтобы не оставить старика в обиде, ему поручили высечь треугольный постамент. По совету Приматиччо королева приняла смелое решение: предложить заказ на исполнение фигур граций Жермену Пилону, известному в ту пору рисунками для парижских ювелиров и грациозной мраморной группой «Диана с оленем», которой он украсил фонтан в Анэ – усадьбе Дианы де Пуатье[1137]. В 1566 году «Памятник сердца» был установлен в церкви целестинцев.

Не зная истории возникновения этого произведения, трудно догадаться, для чего оно предназначено. Но и будучи осведомлены о том, что́ находилось в урне над головами граций, вы рискуете забыть о ее содержимом – настолько полно завладевают вашим вниманием кариатиды. Как в галерее Франциска I, очарование телесных форм отбивает охоту к постижению их смысла и надолго превращает любознательного туриста в добровольного пленника красоты[1138].

Ваши глаза находятся на уровне коленей кариатид (фигуры высечены из одного куска мрамора). Чтобы рассмотреть их получше, отойдите шагов на пять-семь, и они окажутся совсем небольшими. Большего пространства им и не требуется. Это не монументальный, а камерный памятник. Жаль, что вдовствующая королева, вынужденная следовать воле погибшего супруга, поместила это изваяние в обширное храмовое пространство, а не оставила его у себя в любимом замке Сен-Жермен. Нынче в стенах небольшого луврского зала, покрашенных в винный цвет, грациям Жермена Пилона уютнее, чем в монастыре целестинцев. Их тела озарены розоватыми отсветами, как робкими касаниями утренней зари. Мрамор становится легким и нежным, мир вокруг – пробуждающимся к жизни. Именно эти впечатления стремился внушить зрителю скульптор, каковы бы ни были идеи заказчицы.

Жермен Пилон (?). Диана с оленем. Ок. 1554