Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия

Однако отнести ее к бытовому жанру нельзя. Ванна – лишь предлог для того, чтобы обнажить героиню. Дама вовсе не купается – она просто сидит в ванне, не сняв ни браслетов, ни серег, ни драгоценного украшения на голове, ни бархатной шапочки. Ни ее наготу, ни комнату, ни присутствие других персонажей не надо понимать как изображение «из жизни». Скорее, это зримые эквиваленты чувств и мыслей, скрываемых женщиной. Ее уклончивый взор говорит о том, что цветок гвоздики, который она нежно сжимает пальцами, предназначен не вам, а кому-то другому, занимающему ее воображение. Сохранит ли она свои сокровища нетронутыми? Даст ли сердечному огню разбушеваться так, что водой его не зальешь? Такие вопросы задает нам художник, изобразив в глубине комнаты картину с единорогом и пламя в камине. Перед нами аллегория телесной любви, представленная, с одной стороны, в виде столкновения стихий воды, огня, воздуха (небо за окном) и земли (дерево за тем же окном, стебельки трав, цветы и плоды на переднем плане), а с другой – метафорами алчности и ненасытности (младенец и мальчик). Такая картина могла бы висеть и в кабинете, но наилучшее место для нее – в Банных апартаментах замка Фонтенбло.

Религиозные войны положили конец Первой школе Фонтенбло. К 1594 году, когда Генрих IV Бурбон вступил в Париж, некоторые части замка превратились в руины. Новый король, озабоченный политической идеей преемственности династий Бурбонов и Валуа, осуществил в Фонтенбло самые крупные преобразования после Франциска I. Начался период Второй школы, когда работы велись с большей основательностью, но без блистательной оригинальности корифеев Первой школы[1120].

«Французский Фидий»

На территории современного Центрального рынка Парижа вплоть до 1787 года находилось кладбище Невинноубиенных младенцев (des Innocents). Это было самое мрачное место в городе. Над аркой входа горы черепов громоздились в разверстых склепах. Обращенный внутрь кладбища портал церкви Сент-Инносент, апсида которой выходила на улицу Сен-Дени, был украшен рельефом «Пляска смерти». Этот же сюжет с устрашающими подробностями разворачивался на пятнадцати фресках, покрывавших стену кладбищенской галереи. Под ними были начертаны стихотворные строки Жана ле Февра: «Я написал Макабрский пляс…»[1121] «Тысячи людей изо дня в день видели незамысловатые фигуры, рассматривали их, читали простые и доходчивые стихи… и трепетали перед неминуемой кончиной, утешая себя тем, что все они равны перед лицом смерти. Нигде эта смахивающая на обезьяну смерть не могла быть более к месту, ослабленная, передвигающаяся неверными шажками старенького учителя танцев и увлекающая за собой папу, императора, рыцаря, поденщика, монаха, малое дитя, шута, а за ними – все прочие сословия и ремесла». В 1429 году на кладбище Innocents, не в церкви, а среди могил, потрясал парижан своими страстными проповедями брат Ришар. Он призывал их нести на «сожжения сует» игральные карты и кости, ларцы и украшения – и те радостно сжигали эти вещицы. «Когда, завершив свою десятую проповедь, он возвестил, что это последняя… „все, и стар и млад, возрыдали столь горько и жалостно, словно сошлись они предать земле друзей своих лучших и его самого вместе с ними“. Когда же он окончательно покидал Париж, люди в надежде, что он произнесет еще одну проповедь в Сен-Дени в воскресенье, двинулись туда… толпами еще в субботу под вечер, дабы захватить себе место, – а всего их было шесть тысяч»[1122].

Шесть тысяч… Для тогдашнего Парижа это все равно что тысяч триста для современного Петербурга. Они шли в аббатство Сен-Дени по одноименной улице, самой широкой в городе – местами метров до десяти, – зажатые узкими домами подчас пятиэтажной высоты, оставлявшими между замшелыми деревянными выступами узкую полосу неба над головой. Их ноги скользили в фекалиях, выплескивавшихся по утрам из окон. В толпе жаждавших утешения шло множество проституток, ибо кварталы вокруг кладбища des Innocents славились как главный центр этого промысла[1123].

Изредка тем же путем, но в обратном направлении – из аббатства в город – по давней традиции двигались кортежи французских королей, совершавших ритуальные вступления (entrée) в свою столицу.

16 июня 1549 года, в День Святой Троицы, по улице Сен-Дени двигался к собору Нотр-Дам кортеж короля Генриха II. Празднество было задумано в противовес торжествам, устраивавшимся в 1548–1549 годах на пути следования Филиппа II Испанского, сына императора Карла V, из Италии в Нидерланды[1124]. В столице Валуа было сделано все возможное, чтобы продемонстрировать подобающее случаю великолепие[1125].