В зданиях были ряды двойных окон, точно расположенных друг над другом в виде приятной глазу решетки, включая мансардные окна на чердаке, как в моей спальне. У многих из них даже были собственные миниатюрные балкончики, а еще несколько рядов замысловатых украшений из кованого железа. С крыш через равные промежутки поднимались широкие и узкие дымовые трубы, а на каменных фасадах над дверями и арками красовались рельефные витиеватые узоры.
Широкие бульвары, рассчитанные на проезд четырех автомобилей, и выложенные булыжником узкие, угловатые улицы находились в центре города, а за его пределами был лабиринт переулков и улочек. В каждом квартале располагались многочисленные кафе с придвинутыми к окнам столиками, и более крупные, модные рестораны, а также магазины и рыночные лавки.
В воздухе витали ароматы кофе, выпечки и сигарет в сочетании с выхлопными газами автомобилей. Улицы заполняли машины, а люди толпились на тротуарах, теснясь у магазинов и ларьков вдоль верхнего берега реки. Встречались и велосипедисты, но теперь, когда отменили последние пайки на бензин, мы были в меньшинстве.
И кошки. О, кошки были повсюду! Даже зимой, куда бы я ни бросила взгляд, я видела кошку: в окне, оглядывающую свои владения; проворно передвигающуюся по переулку в разгар охоты; сидящую на одном из кованых балконов и следящую за воробьем; украдкой наблюдающую возле двери продовольственного магазина за покупателями в надежде получить кусочек съестного. Кошки казались такой же неотъемлемой частью Парижа, как кухня и свет.
Я прибыла в этот город восемь месяцев назад, в Страстную пятницу. Через два дня, в Пасхальное воскресенье тысяча девятьсот сорок девятого года, все огни, которыми славился Париж, наконец-то снова зажглись, впервые за почти десять лет после жесткой экономии и депрессии войны.
Эйфелева башня, собор Нотр-Дам, Триумфальная арка и многие другие достопримечательности вдруг озарились золотым сиянием уличных фонарей и прожекторов. Темный город я видела всего две ночи, после чего он снова засиял, а вот парижане прожили в мрачной темноте военного времени целых десять лет. Неудивительно, что они праздновали и веселились всю ночь.
Теперь, двигаясь на велосипеде по
Я приближалась к мосту Менял[55]
, по которому можно было попасть на Сите[56], остров в форме каноэ на Сене. К нему вели восемь мостов, по четыре с Левого и Правого берега. НаСобор Парижской Богоматери был одним из первых мест, которые я посетила, приехав в «город света» (само собой, после Эйфелевой башни). Но тогда я не задумывалась о том, что штаб-квартира полиции находится на открытой городской площади вдали от знаменитой, украшенной горгульями церкви с двумя башнями. Я вспомнила, как меня очаровали патрулирующие
Я и представить себе не могла, что однажды снова побываю на острове Сите не для того, чтобы увидеть великий Нотр-Дам или даже капеллу Сент-Шапель, неф которой украшали самые невероятные и захватывающие дух витражи, а для того, чтобы подняться по ступенькам к гораздо более обыденному и величественному зданию полицейского управления. Я как раз собиралась свернуть на мост Менял, испытывая удовольствие и радости, мчась по краю улицы, озираясь по сторонам и впитывая в себя все, что видела вокруг. Я знала, что разговаривать с инспектором Мервелем будет непросто, но все равно пребывала в отличном настроении.
Да и кто бы ни ехал в такой солнечный декабрьский день на велосипеде, вдыхая свежий речной воздух, чувствовал бы себя превосходно.
Кот спас мне жизнь.
Он был похож на тощего тигра и сидел возле дерева на обочине улицы. Я увидела его впереди себя, но когда разглядела, что его бедный хвост сломан, а кончик болтается, как приспущенный флаг, я резко затормозила.
В этот момент кто-то врезался в меня сзади.