Читаем Искусство и коммуникация полностью

По – иному подходит Локк к этим особенностям языка, когда речь идет не о «способном суждении», а об «остроумии» и «воображении» – области риторики и искусства. В этих сферах «мы ищем скорее удовольствия и наслаждения, чем поучений и обогащения знаниями», не столько «научение и просвещение», сколько возбуждение страстей»[332]. Р. Аарон справедливо замечает, что хотя Локк и не выделяет такой вид использования языка, как выражение эмоций, оно подразумевается во многом из того, что он говорит[333]. Здесь «украшения речи», образные выражения, игра слов не являются несовершенством языка или злоупотреблением им, напротив, оно похвально и допустимо[334]. Вряд ли поэтому можно полностью согласиться с мнением о том, что Локк игнорировал эстетические возможности языка[335]. В метафорах и намеках в большинстве случаев заключается занимательность и прелесть остроумия, «столь живо действующего на воображение и потому всем столь угодного, ибо оно с первого взгляда привлекает, и нет надобности работать мыслью, чтобы исследовать, какая в нем истина и какое разумное основание. Без дальнейшего рассмотрения ум остается довольным приятностью картины и живостью воображения»[336]. Если вспомнить, что, характеризуя «интуитивное познание», Локк отмечал, что в этом случае «уму не нужно при этом доказывать либо изучать, он воспринимает истину, как глаз воспринимает свет, только благодаря тому, что он на него направлен»[337], то станет весьма вероятным предположение, что художественное познание весьма напоминает интуитивное. Локк видит различия между искусством («остроумием»), с одной стороны, и научными истинами и здравым смыслом – с друтой, и правильно отсюда делает вывод, что и исследование этих областей должно иметь свою специфику[338].

Локку принадлежит мысль о «чувственном» характере мышления и языка «первых творцов языка». Я не сомневаюсь, – пишет Локк, – что будь мы в состоянии проследить слова до их источников, мы нашли бы, что названия, обозначающие вещи, не относящиеся к области наших чувств, во всех языках имели свое первое начало от чувственных идей. Отсюда мы можем догадаться, какого рода и какого происхождения понятия наполняли ум первых творцов языка, и как природа, даже при наименовании вещей, бессознательно внушала людям источники и начала всего их познания[339].

Эта материалистическая и сенсуалистическая идея была позже развита Гердером в учение о поэтическом характере первоначального языка.

Все отмеченные выше моменты в учении Локка о языке продолжали материалистическую линию эмпиризма Бэкона и Гоббса и послужили источником материалистических идей в последующем развитии эстетики.

Локк не был последовательным материалистом, в его эмпиризме, в том числе и в его философии языка были идеалистические элементы, развитые Беркли[340], Юмом, а через них и семантическим идеализмом ХХ в., они послужили одним из философских источников семантической философии искусства.

Камнем преткновения для философии языка Локка явилась проблема значения. Пытаясь решить ее на путях эмпирически психологического подхода (с тенденцией к интроспекционизму), английский философ не в состоянии был объяснить главную функцию языка, которую он постулировал – функцию общения. Слова, утверждает Локк, как их люди употребляют, собственно и непосредственно могут обозначать только идеи, имеющиеся в уме говорящего[341]. С психологической точки зрения это верно. С этой же точки зрения верно и то, что обозначение словами идей и в уме других людей, и обозначение действительных вещей – это всего лишь «предположения» говорящих. Но ведь в основе факта реального взаимопонимания людей в процессе языкового общения должны лежать не «предположения», а объективные факторы, иначе невозможно объяснить взаимопонимание[342]. Если слова – знаки моих идей, как их поймут другие? Учение Локка о языке, правильно отмечает О. Коннор, не дает ответа на этот вопрос[343]. Таким объективным фактором является отнесенность слов к действительным вещам и к объективным значениям как социальным, а не субъективно – психологическим феноменам.

Локк не отрицает, что слова, названия «указывают также некоторое реальное существование»[344], а функции значения и классификации[345] распространяются им и на реальные вещи. Но у Локка, как и у Гоббса, это – вторичное, опосредованное идеей отношение, и с точки зрения психологии это правильно. Но с гносеологической и общественно – исторической точек зрения первичным является отношение слов к действительности, а связь с идеями – производной и вторичной. Именно это и позволяет объяснить сходство идей у людей и взаимопонимание между ними.

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия антологий Е. Я. Басина

Похожие книги

Афоризмы житейской мудрости
Афоризмы житейской мудрости

Немецкий философ Артур Шопенгауэр – мизантроп, один из самых известных мыслителей иррационализма; денди, увлекался мистикой, идеями Востока, философией своего соотечественника и предшественника Иммануила Канта; восхищался древними стоиками и критиковал всех своих современников; называл существующий мир «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма».«Понятие житейской мудрости означает здесь искусство провести свою жизнь возможно приятнее и счастливее: это будет, следовательно, наставление в счастливом существовании. Возникает вопрос, соответствует ли человеческая жизнь понятию о таком существовании; моя философия, как известно, отвечает на этот вопрос отрицательно, следовательно, приводимые здесь рассуждения основаны до известной степени на компромиссе. Я могу припомнить только одно сочинение, написанное с подобной же целью, как предлагаемые афоризмы, а именно поучительную книгу Кардано «О пользе, какую можно извлечь из несчастий». Впрочем, мудрецы всех времен постоянно говорили одно и то же, а глупцы, всегда составлявшие большинство, постоянно одно и то же делали – как раз противоположное; так будет продолжаться и впредь…»(А. Шопенгауэр)

Артур Шопенгауэр

Философия