Искусство и красота в средневековой эстетике

Manifestum est autem, quod in omnibus quae sunt secundum naturam, est certus terminus, et determinata ratio magnitudinis et augmenti…

Но очевидно, что во всем, существующем согласно природе, есть установленный предел, определенная мера величия и возрастания…

(Sentencia libri de anima

II, 8, p. 101 b)

Известно, что все люди имеют различный рост и сложение, однако, если нарушается определенный предел в ту или другую сторону, природная закономерность уступает место аномалии. Такого рода совершенство можно свести к другому критерию красоты, а именно к целостности (integritas), которую надо понимать именно как присутствие в органическом целом всех его конститутивных частей (S. Th. I, 73, 1). Человеческое тело становится уродливым, если в нем недостает какого-либо из членов, мы называем калек безобразными, ибо у них нарушены пропорциональные отношения частей к целому, mutilatos turpes dicimus, deest enim eis debita proportio partium ad totum (I Sent. 44,3,12, 1). Перед нами принципы органической эстетики в подлинном смысле слова, причем они не лишены определенного интереса для феноменологии художественной формы в современном ее понимании, хотя (в том, что касается именно искусства) понятие perfectio prima у св. Фомы имеет несколько ограниченное значение: произведение совершенно, если оно соответствует существующему в сознании художника представлению о нем{32}.

Реализуясь в той или иной вещи, perfectio prima позволяет ей сообразовываться со своей целью и таким образом уступает место perfectio secunda (совершенству второго порядка). Формальное совершенство вещи дает возможность этому второму виду совершенства действовать в направлении своей собственной конечной цели. Но точно так же и perfectio secunda необходимо для perfectio prima, ведь для того чтобы стать совершенной, вещь должна быть упорядочена в соответствии со своим функциональным назначением: finis est prius efficiente… cum actio efficientis non completur nisi per finem – цель предшествует действующей причине… поскольку действие, производящее следствие, совершается только при наличии цели (De principiis naturae, 4). Поэтому произведение искусства (искусства в смысле ars, то есть техники в широком значении) прекрасно, если оно функционально, если его форма сообразуется с его целью:

Quilibet autem artifex intendit suo operi dispositionem optimam inducere, non simpliciter, sed per comparationem ad finem.

Любой мастер стремится к тому, чтобы придать своему произведению наилучшее расположение, не в абсолютном смысле, а в соотнесении с целью.

(S. Th.

I, 91,3)

Если бы какой-нибудь мастер решил сделать хрустальную пилу, то, несмотря на то что созданное им орудие имело бы прекрасный вид, по сути дела, результат его работы оказался бы безобразен – ведь такое орудие не соответствовало бы своему предназначению и не служило бы ad secundum, то есть во благо. Человеческое тело прекрасно постольку, поскольку оно структурировано в соответствии с надлежащим расположением его членов:

Dico ergo quod Deus instituit corpus humanum in optima dispositione secundum convenientiam ad talem formam et ad tales operationes.

Итак, я говорю, что Бог наилучшим образом расположил части человеческого тела, дабы оно соответствовало той или иной форме и тем или иным операциям.

(Ibid.)