Искусство и наука

88. Неужели же, спросите вы, можно серьезно советовать, чтоб люди довольствовались достижением того, что они сами отлично признают несовершенным, чтобы и теперь, как в былые времена, обширные области, страны и целые поколения людей обогащались или наслаждались продуктами грубого неведения? Я не знаю, насколько это возможно, но знаю, что это необходимо всюду, где вы желаете иметь истинное искусство. Неведение, довольное и грубое, произведет нечто несовершенное, но не обидное. Невежество же недовольное и ловкое, изучающее то, что оно не в силах постичь, и подражающее тому, чем оно не может наслаждаться, порождает наиболее отвратительные формы промышленности, унижающие и извращающие человечество. Несколько лет тому назад, просматривая современную галерею мирной деревенской немецкой школы в Дюссельдорфе, я готов был оставить все ее эпические и религиозные рисунки, чтоб подольше любоваться небольшой картинкой пастушка, вырезывающего свою собаку из куска елового дерева. Собака сидела тут же рядом с самодовольным и важным видом особы, которая в первый раз в своей жизни будет достойным образом, наконец, увековечена в скульптурном изображении, а ее хозяину, очевидно, казалось, что ему удается выразить фигуру его друга. Эта маленькая сцена была одной из тех, которые, как вы знаете, должны постоянно встречаться среди деревенских художников, доставляющих игрушки на рынок Нюрнберга и Берна. Счастливые люди! Не смущаемые пока честолюбием, они употребляют свое свободное время на работу, которая имеет в виду только забавлять, но вместе с тем и способна по-своему выразить довольно совершенную ловкость и живое понимание природы. Мы, в надежде совершить великие дела, окружили наших рабочих итальянскими образцами и всевозможными наградами соблазнили их вступить на путь соревнования в деле подражания всему лучшему в произведениях всех народов мира или, по крайней мере, в подражании тому, что мы считаем таковым. И в результате нашего обучения является то, что мы способны производить – я приведу слова из моей лекции, читанной в прошлом мае месяце, – «наиболее совершенно и безусловно ложно сделанные вещи, когда-либо выходившие из человеческих рук». Я с большим удовольствием поставил бы у себя на камине деревянную собачонку, вырезанную пастушком, но охотно пожертвовал бы большую сумму, чтоб только не иметь в своей комнате номера первого Кенсингтонского музея[57], так описанного в каталоге: «Статуя из черного и белого мрамора ньюфаундлендской собаки, стоящей на змее, покоящейся на мраморной подушке, пьедестал украшен флорентийской мозаикой с рельефами фруктов».

89. Я опасаюсь, однако, что вы вообразите, будто я вдаюсь в обычные мне парадоксы, если стану уверять вас, что все усилия, какие мы употребляли с целью окружить себя различными средствами обучения, будут иметь как раз противоположное влияние тому, какое мы имеем в виду, и что вначале мы умели делать очень немногое, но хорошо, а теперь отличаемся тем, что умеем делать все, что угодно, но дурно. И такой результат не ограничивается только одними нашими мастеровыми. Заимствование французской ловкости и немецкой эрудиции имело вредное влияние главным образом на наших самых совершенных художников, и на последней выставке Королевской академии не нашлось, думается мне, ни одного исключения из того очевидного факта, что они, известные художники, рисовали хуже, чем лет десять тому назад.

90. Допустив, однако (я не думаю, чтоб вы с этим согласились, но в виде довода, надеюсь, допустите), что это верно, нам предстоит затем задать себе вопрос: что можем мы сделать, чтоб избавиться от злосчастного соперничества и отвлечь наших рабочих от зрелища того, что слишком хорошо, чтоб быть полезным для них?

Но вопрос этот не из тех, которые могут быть определены нуждами или ограничены условиями искусства. Вести вообще более скромную и довольную жизнь, извлекать возможно больше удовольствий из самых ничтожных вещей; делать то, что, может быть, полезно нашим непосредственным соседям, кажется ли это нам пленительным или нет; не притворяться, будто мы восхищаемся тем, что в действительности нисколько не задевает нас за сердце; решительно отказаться от увеличения нашего обучения, пока мы не привели в полный порядок и строй то знание, какое мы уже приобрели – таковы бесспорные условия и законы истинной σοφὶα – мудрости – или σωφροσύνη – благоразумия, что приведет нас и к тонкому искусству, если мы решились иметь его; но мы вместе с тем достигнем и нечто лучшего: мы сделаем грубое искусство драгоценным и достойным высокого уважения.

91. Нет, однако, никакой необходимости в том, чтобы деревенское искусство было грубо, хотя оно и может быть своеобразно. Часто оно так же тонко, как и изящно, и не менее очаровательно, чем оригинально. И это всегда бывает, когда люди, обладающие тонким артистическим темпераментом, работают с уважением, которое, как я старался показать вам в одном из предыдущих писем, мы всегда должны питать к местным условиям и обстоятельствам.