Искусство и наука

Разве эти и бесчисленные другие подобные им изречения, которые вы, вероятно, припомнили, в то время как я читал вам эти слова, не кажутся вам странными, если верно утверждение Аристотеля относительно мудрости, что она никогда не имеет в виду того, что может сделать людей счастливыми – ἡ µὲν γὰρ σοφία οὐδὲν θεωρει ἐξ ὧν ἔσται εὐδαίµων ἄνθρωπος?[21]

В следующей лекции я поэтому намереваюсь рассмотреть, что по преимуществу имеет в виду мудрость, что она выбирает из числа мыслей и знаний, доступных ей, и с какой целью она употребляет все науки, обладаемые ею.

Теперь же я заранее в немногих словах скажу вам, что в результате нашего исследования мы увидим, что она вопреки утверждению, что ей будто бы чужды источники счастья, в действительности только и заботится о них; определяет всякого рода полезность только тем блаженством, которое она дарует, и что даже позволительно считать ее источником радости Бога: «Я была радостью Его всякий день, веселясь перед лицом Его во все время»[22], так что нам повелено признавать ее как бы царицей этого мира людей, «веселясь на земном кругу Его, и радость моя была с сынами человеческими»[23].

Лекция II О мудрости и безумии в науке

10 февраля 1872 года

20. В предыдущей лекции я установил существование положительных и отрицательных сил литературы, искусства и науки и старался объяснить вам некоторые отношения мудрого искусства к безумному. В настоящее время нам предстоит рассмотреть свойства этих положительных и отрицательных сил в науке; так как каждая истинная школа имеет своей задачей научить положительной или зиждительной силе и всеми средствами устранить, отвергнуть и искоренить отрицательную.

Очень возможно, что вы нечасто вдумывались и не уяснили себе весь разрушительный или пагубный характер некоторых элементов науки. Вы, правда, могли, как и Поп, признавать, что иметь немного знаний вредно, и потому старались глубоко черпать из источника знания; вы, вероятно, признаете вместе с Бэконом, что знание может отчасти стать ядовитым, и потому скромно и искренно искали противоядия от этого заразительного яда. Но мне кажется, что из числа вас найдется очень немного таких, которые в своем ревностном стремлении к знанию подозревали, а тем более доводили свое подозрение до того, чтобы признать или поверить в существование руководящего духа мудрости, под авторитетом которого вы находитесь и который должен за вас определить выбор и затем пользу всякого рода знания, и которые, говорю я, сознают, что если вы не обращаетесь к этой руководительнице, а тем более если не повинуетесь ей, то всякое знание становится для вас гибельно по мере его накопления, и, подобно паутинке, тем пагубнее для вашей души, чем тоньше его нити.

21. Вероятно, почти все из вас слышали и многие видели своеобразные рисунки Уильяма Блейка и некоторые, надеюсь, читали его поэмы. Впечатление, производимое этими рисунками, очень быстро и вполне справедливо изглаживается из памяти, хотя они и не лишены известных достоинств.

Но его поэмы заслуживают гораздо большего внимания. Они написаны с полной искренностью и бесконечной нежностью; их тон болезнен и дик, но тем не менее слова этих поэм указывают на великий и мудрый ум, страдающий, но не заблуждающийся, от болезни; доводимый ею почти до экзальтации, он часто в страстных афоризмах сообщает некоторые самые ценные изречения современной литературы. Один из его отрывков я попрошу вас запомнить; он часто пригодится нам.

Знает ли орел, что таится в могиле,
И кроту задашь ли ты этот вопрос?[24]

Более кратко немыслимо выразить ту великую истину, что существуют различного рода знания, пригодные для различных созданий, и что слава высших тварей в незнании того, что известно низшим.

22. И в особенности это справедливо по отношению к человеку; все создания, кроме него, невольно должны инстинктивно заучить определенный им урок и сосредоточить свое внимание на своем собственном существовании. Но человеку предоставлена возможность спускаться в науке и ниже себя и стремиться познать то, что выше его; так что «познай самого себя» не является для него законом, которому он должен в мире покориться, а правилом, которое ему всего мучительнее постичь и всего труднее применять: постичь мучительнее и унизительнее всего; и это одинаково по отношению к знанию предметов как выше, так и ниже его стоящих. И странно, что люди всегда наиболее пристрастны к изучению предметов наиболее низких:

Знает ли орел, что таится в могиле,
И кроту задашь ли ты этот вопрос?

А между тем именно те люди, которые роются вместе с кротом и цепляются вместе с летучей мышью, наиболее и тщеславятся своим зрением и своими крыльями.