«Искусство и сама жизнь»: Избранные письма

я только что получил письмо, где ты говоришь, что ребенок болен; я очень хотел бы навестить вас, и меня удерживает лишь мысль о том, что в этих горестных обстоятельствах я буду еще беспомощнее, чем вы. Но я знаю, насколько это, должно быть, изнурительно; если бы я только мог пособить вам! Явившись же ни с того ни с сего, я лишь усилил бы сумятицу. Однако я всей душой разделяю ваши тревоги. Очень жаль, что дом г-на Гаше так загроможден всевозможными вещами. Если бы не это, думаю, было бы хорошо поселиться здесь, у него, с малышом по меньшей мере на месяц: думаю, что деревенский воздух отлично действует. Здесь на улице есть ребятишки, рожденные в Париже и по-настоящему болезненные, которые, однако, чувствуют себя хорошо. По правде говоря, можно приехать и в здешнюю гостиницу. Чтобы тебе не было одиноко, я мог бы навещать тебя раз в неделю или в две недели.

Расходы от этого не вырастут. Что до малыша, я и вправду начинаю бояться, что ему требуется воздух и особенно возня с другими ребятами, живущими в деревне. Уверен, Йо, делящая с нами тревоги и превратности, время от времени должна приезжать в деревню, чтобы отвлечься.

Письмо от Гогена, довольно меланхолическое: он туманно говорит о том, что твердо решился на Мадагаскар, очень туманно, и становится понятно: он думает об этом лишь потому, что не знает, о чем еще подумать. А выполнение этого плана кажется мне почти нелепостью.

Вот три наброска: один – фигура крестьянки в широкой желтой шляпе с небесно-голубым бантом, с очень красным лицом. Грубая синяя кофта в оранжевую крапинку, фон – пшеничные колосья.

Это картина 30-го размера, но, боюсь, грубоватая. Затем горизонтальный пейзаж с полями, мотив вроде тех, что есть у Мишеля, но колорит нежно-зеленый, желтый и сине-зеленый. Затем подлесок, фиолетовые стволы тополей, исчерчивающие пейзаж сверху вниз, как колонны. В глубине подлесок синий, под высокими стволами – цветущий луг, белый, розовый, желтый, зеленый, длинные красновато-коричневые травинки и цветы.

Обитатели местной гостиницы пожили в Париже, где были все время нездоровы, и родители, и дети; здесь же у них ничего нет, особенно у малыша, которого привезли сюда двухмесячным, – он никак не хотел сосать грудь, а здесь все прошло почти мгновенно. С другой стороны, ты работаешь целый день и сейчас, вероятно, почти не спишь. Охотно верю, что здесь у Йо будет вдвое больше молока, и когда она приедет сюда, мы сможем обойтись без коров, ослов и прочих четвероногих. А чтобы у Йо днем была компания, право же, можно поселить ее прямо напротив папаши Гаше, – может быть, ты помнишь, что прямо напротив него, внизу холма, есть гостиница.

Что сказать тебе о будущем, может быть, может быть, без всяких Буссо?

Будь что будет – ты вытерпел из-за них столько неприятностей и служил им все это время с образцовой верностью.

Я стараюсь изо всех сил, но не буду скрывать, что не смею даже рассчитывать, что всегда буду обладать необходимым здоровьем.

Если болезнь вернется, ты простишь меня, я все еще очень люблю искусство и жизнь, но не слишком верю в то, что когда-нибудь обзаведусь женой. Я скорее боюсь того, что, скажем, к сорока годам… но лучше мы не скажем ничего – я совсем, совсем не понимаю, какой оборот все это может принять.

Но я тут же говорю тебе, что за малыша, думаю, не стоит чрезмерно беспокоиться, раз у него режутся зубы, но, чтобы помочь ему, мы, пожалуй, могли бы развлечь его здесь, где есть дети, животные, цветы и хороший воздух.

Мысленно крепко жму руку тебе и Йо, обнимаю малыша.

Всегда ваш Винсент

Спасибо за присланные краски, купюру в 50 фр. и статью о Независимых.

К тебе, вероятно, зайдет англичанин – австралиец – по имени Уолпол Брук, проживающий на рю Гранд-Шомьер, 16: я сказал ему, что ты назначишь время, когда он сможет посмотреть на мои картины.

Вероятно, он покажет свои этюды, пока еще довольно невыразительные, но все же он наблюдает природу. Он провел несколько месяцев здесь, в Овере, и мы порой прогуливались вместе. Он воспитывался в Японии, чего не скажешь по его живописи, – но это, может быть, придет.

898. Br. 1990: 903, CL: 649. Тео Ван Гогу и Йо Ван Гог-Бонгер. Овер-сюр-Уаз, четверг, 10 июля 1890, или около этой даты

Дорогие брат и сестра,

письмо Йо стало для меня настоящим евангелием, избавлением от тревоги, вызванной теми нелегкими, напряженными часами, которые я провел с вами. Это не пустяк, когда все мы видим, что наш насущный хлеб под угрозой, это не пустяк, когда мы – по другим причинам – видим, как хрупко наше существование.