«Искусство и сама жизнь»: Избранные письма

Разве не глупо, Тео, сейчас, когда я делаю успехи, бросить рисовать брабантских простолюдинов из-за того, что папа и мама категорически не принимают мою любовь?

Нет, это недопустимо! Ради бога, пусть они смирятся с этим. Будет безумием, если молодой человек покорится предрассудкам старика. И действительно, папа и мама полны предрассудков на этот счет.

Тео, я не слышал ни одного слова любви в ее адрес, и, честно говоря, меня это беспокоит больше, чем что-либо другое.

Я не думаю, что папа и мама в душе любят ее: по крайней мере, в том настроении, в каком они пребывают сейчас, они не думают о ней с любовью.

Все же я надеюсь, что придет день – и это изменится. Нет, нет, нет, с ними что-то не так, несправедливо, что они проклинают меня и хотят отлучить от дома именно в это время. Для этого нет оснований, и это помешает моей работе. Нельзя, чтобы это произошло.

Что бы она подумала, узнав о том, что случилось сегодня утром? Хоть она и сказала «нет, ни за что и никогда», что бы она решила, если бы услышала, что мою любовь к ней называют неделикатной, говорят о «разрушении связей» и т. д.? Нет, Тео, если бы она услышала, как отец ругает меня, то не одобрила бы это. Мама однажды сказала о ней: «Такая бедняжка», в том смысле, что она такая слабая, такая неуверенная в себе или что-то в этом роде.

Но знай, что в «этой бедняжке» таятся душевная сила и благородство, жизненная энергия и решимость, которые могут заставить многих изменить свое мнение о ней, и я уверен, что в один прекрасный день «эта бедняжка» проявит себя так, как мало кто от нее сейчас ожидает! Она так добра и приветлива, что для нее невыносимо сказать хоть одно неласковое слово, но когда такие – такие кроткие, такие нежные, такие любящие, – как она, восстают, задетые за живое, горе тем, против кого они восстали.

Не дай Бог, чтобы однажды она восстала против меня, дорогой брат; полагаю, она уже начинает понимать, что я не незваный гость и не тиран, а, наоборот, в душе более спокойный и сдержанный человек, чем кажется на первый взгляд. Она не сразу это увидела. Первое время ее мнение обо мне было неблагоприятным; но видишь ли, я не знаю, по какой причине, в то время как сгущаются тучи и наступает тьма, принося с собой ссоры и проклятия, с ее стороны зарождается свет. Папа и мама всегда считались очень кроткими, сдержанными людьми, весьма приветливыми и добрыми. Но как это согласуется со сценой, случившейся сегодня утром, или с прошлогодней историей с Гелом?

Они тоже добры и приветливы, но у них есть предрассудки, которые они отстаивают, несмотря ни на что. И если они хотят сделаться «стеной враждебности» между мной и ею, не думаю, что им это поможет.

Ну, старина, если ты мне пошлешь немного «проездных», то немедленно получишь три рисунка: «Обеденный перерыв», «Мужчину, разжигающего огонь» и «Обитателя ночлежки». Пошли мне денег на дорогу, если сможешь, потому что поездка будет совсем небесполезной! Если у меня будет 20–30 франков, я смогу еще хотя бы раз увидеть ее лицо. И если сможешь, напиши пару слов об упомянутом (ужасном?) проклятии и изгнании, потому что я очень хочу продолжать спокойно работать здесь, это было бы для меня лучше всего. Мне нужны она и ее влияние, чтобы достичь более высокого уровня в творчестве, без нее я ничто, а с ней у меня есть шанс. Жизнь, работа и любовь – это, по сути, одно. А теперь прощай, мысленно жму руку.

Твой Винсент

Весточка от тебя «из Парижа»! Это может склонить чашу весов в мою сторону, даже вопреки предрассудкам.

Та прошлогодняя история с учреждением произошла, как они это называют, «по моральным соображениям», теперь они тоже считают, что мне нельзя писать Кее Фос «по моральным соображениям». Но эти «соображения» базируются на весьма зыбком фундаменте и не имеют ни малейших оснований. Нет, так не пойдет!

Если попросить папу: «Объясни мне, на чем основываются эти соображения?», то он отвечает: «Я не должен перед тобой отчитываться, не пристало задавать отцу подобный вопрос». Так нельзя вести спор!

Другой довод, которого я тоже не понимаю, высказала мама: мол, ты знаешь, что мы с самого начала были против, и не должен настаивать на своем! Нет, послушай, брат, будет ужасно, если из-за подобных доводов я буду вынужден оставить свои занятия здесь и выбрасывать деньги на ветер в другом месте, где гораздо дороже, вместо того чтобы неспешно зарабатывать свои «деньги на проезд».

Прошлогодняя история с Гелом, когда папа, вопреки моей воле, хотел упрятать меня в сумасшедший дом (!!!), научила меня осмотрительности. Если сейчас я не буду осторожен, папа снова будет «вынужден принять меры».

190 (R6). Антону ван Раппарду. Эттен, среда, 23 ноября 1881

23 ноября, 1881

Дорогой Раппард,

когда я перечитываю Ваши письма, мой друг, я нахожу в них весьма добрые, приятные выражения, и, видите ли, именно это побуждает меня поддерживать нашу переписку.