Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019

Последующие четверть века успех укрепили: ее небольшие невольницы, сомнамбулы, Татьяны, нимфы неги и другие прекрасные девы были изящны, миловидны, круглобедры и достаточно стыдливы, чтобы хорошо раскупаться заказчиками, в том числе членами императорской семьи. Поступали и крупные заказы – например, на камин в огромном особняке Кельха на нынешней улице Чайковского в Санкт-Петербурге (1897–1899) скульптору понадобилось два года, Флоренция и центнеры каррарского мрамора. Получилась многометровая сногсшибательная композиция «Пробуждение весны» со всем, что только можно себе представить: раковиной, девушкой, юношей, амурами, венками, гирляндами, розами, листьями аканта, облаками… Гимн любви (в партитуре оформления особняка читается как свадебное пожелание) и торжество модерна в его бытовом изводе. Камин понравился и во Флоренции, и в Петербурге. Заказчики и хвалебная критика не переводятся, крупные формы проявляются в нечастых, но до сих пор интересных надгробиях, скульптор начинает работать с чугунным литьем (композиции «Дракон» и «Птицы Сирин и Алконост» были сделаны для Каслинского чугунного павильона, завоевавшего Гран-при на Всемирной выставке в Париже в 1900 году), станковая же пластика становится все более причудливой.

На выставке в Русском музее демонстрируются как минимум две самые что ни на есть оригинальные композиции этого периода: «Лев Николаевич Толстой рассказывает внукам сказку об огурце» 1910 года и «Идиллия» 1917-го. Вмазанные в свои скамейки герои (что гений русской литературы с внуками, что неназванные артисты императорских театров, разыгрывающие свою вечную любовную сцену, когда страну трясет войной и революциями) более всего напоминают механических кукол, находиться с которыми в одном пространстве не только неуютно, но как-то даже опасно. Вот ведь где настоящий некрополь Марии Диллон – не в томных скорбных девах надгробий, а в мертвенно-зажатых «живых» манекенах. Таким же машущим «пластиковой» ручкой манекеном окажется и спроектированный Диллон для памятника перед Финляндским вокзалом Ленин с сочувствующими и несочувствующими слушателями (1924). Не манекеном на этой выставке остается только лишь сама Мария Диллон – женщина с фотографий, вырезок и заметок (всю жизнь любовно собираемых ее мужем и переданных в музей) и скульптор не самого большого дарования, чрезвычайно точно отразившего средний вкус своего времени. У гениев так никогда не получается.

21 августа 1996

Непышный юбилей петербургской барышни

Выставка к 125-летию Анны Остроумовой-Лебедевой, ГРМ

Юбилейному своему назначению экспозиция полностью соответствует. Дата не круглая – и выставка сделана просто, без помпезности. Автор известный, но не из разряда великих – амбиции кураторов также весьма скромны. Концепция как таковая отсутствует. Хронологическая точность изложения исчерпывает имеющиеся идейные ресурсы. Зрителю представлен классический вариант персональной ретроспективы хрестоматийного автора, практически все работы которого многократно публиковались и от встречи с которым ничего нового не ждешь, а ищешь лишь подтверждения давно уже составленному мнению.

Такой подход более чем уместен по отношению к искусству Остроумовой-Лебедевой. Пожалуй, трудно найти в популярной истории русского искусства рубежа XIX–XX веков имя, прибавить к которому сколько-нибудь значимый эпитет было бы так трудно. Блистательная, неожиданная, темпераментная – это не про нее. Ни блеска, ни темперамента, ни особых неожиданностей в ее искусстве мы не найдем. Не про нее и разговоры о стилизаторстве, об утонченном изяществе линий и сочетании цветовых пятен, о «знаточеском» искусстве – это все для ее более знаменитых коллег по «Миру искусства». Остроумовой же, пожалуй, остались куда более земные понятия. Про нее говорили «талантливая», «способная». С обращением к гравюре и оценки стали выше: она искусна в гравировании, у нее твердая рука, она сумела овладеть цветной ксилографией, которой до нее в России практически не существовало. Ее значение для развития русской гравюры бесспорно, столь же бесспорен высокий профессионализм Остроумовой-гравера и ее новаторство.