Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019

Хотя забыть почти удалось. До 1970‐х о ней практически не упоминалось, потом стали появляться отдельные ссылки на неопубликованные еще тексты Пунина, потом их частично опубликовали, «Квартира № 5» стала принятым в научном мире понятием, но вот визуального подтверждения своему существованию она до сих пор не получала. Выставка Русского музея – первый опыт не только сказать, но показать, из чего состоит история той самой хорошей квартиры.

Кураторы (в первую очередь Ирина Карасик) пошли не по самому простому пути: на выставке нет рассказа о скандалах и войнах между малевичевцами и татлиновцами, которые в Петрограде проходили ровно по заболевшим Татлиным «бруниевцам», а иногда и просто-таки на территории «Квартиры № 5», – что было бы не новым, но точно развлекательным. Вся экспозиция – это кропотливо воссозданная история десяти примерно лет существования группы в более или менее отчетливом виде. Стилистические поиски, забытые имена (прежде всего – живописец Святослав Нагубников и скульптор Ростислав Воинов), детские болезни левизны и взрослое упорство в работе с новыми идеями. Салонный модернизм Альтмана рядом с кропотливым живописным ткачеством Митурича, резкие скачки Бруни и грустный нежный Тырса, могучий и легкий в каждом художественном жесте Татлин и тяжелая борьба с материалом у его последователей.

Это образцовое научное исследование с большой экспозицией и солидным каталогом, который, что редко бывает в Русском музее, вводит в научный оборот факты и произведения, да еще тщательно откомментированные текстуально. «Квартира № 5» стала третьей удивительной среди бесконечных блокбастеров ГРМ выставкой, посвященной истории и теории русского авангарда, которая явилась научным событием, наряду с великолепным «Музеем в музее» (1998) и выставкой Малевича (2000) с сенсационными передатировками, сделанными Еленой Баснер. Все три проекта – погоня за мифами, сочиненными авангардистами о самих себе и истории искусства в целом. Все три – деконструкции обаятельнейших теорий. Не развенчание, не обухом по голове, а тщательная игра в бисер, без которой большая наука невозможна. Дело редкое, но такое отрадное, что даже случайного вполне зрителя может заразить. Было бы желание вчитаться и всмотреться.

28 ноября 2012

Живая мертвая натура

Выставка к столетию Давида Гобермана, Государственный музей истории Санкт-Петербурга

Давид Гоберман не дожил до своего столетия всего девять лет. Это очень долгая жизнь для человека вообще, а для художника и подавно. Первые работы на сегодняшней большой ретроспективе датированы 1930‐ми годами, последние – 2000‐ми. Ученик Тырсы, собеседник Юдовина, слушатель лекций Пунина, знакомый Альтмана и Марке – человек другого века, другой крови, другого глаза, наконец. Для него все то, что у нас проходит по ведомству классического модернизма, было самым что ни на есть актуальным искусством. И, настроив в самом начале свою живопись под «французов», то есть впуская свежий цвет и воздух в программно неакадемические свои пейзажи и натюрморты, Гоберман искренне пронес веру в торжество этой живописи до самого конца.

Верность живописи как таковой – самое поразительное, о чем рассказывает эта выставка. Это тихое искусство негромкого человека, всю жизнь ведущего бесконечный диалог с искусством живописи. Здесь вообще нет громких звуков – ни в биографии, ни в работах. Еврейский мальчик из Минска приехал в 1929 году в Ленинград, где отработал положенный рабочий стаж и поступил на архитектурное отделение Академии художеств. Быстро понял, что архитектором не будет, а вот уроки у Николая Тырсы посещал усердно. Учеником так называемой ленинградской школы так и остался. Сам же отправился в Минск работать в картинной галерее, был призван и до конца войны форму уже не снимал.