Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019

Эрмитаж не так часто принимает у себя полностью сконструированные за рубежом выставки. В данном случае музей на это пошел. Согласился он и на пожелание Кабаковых сделать выставку в Зимнем дворце, а не в Главном штабе, где уже прочно воцарилось современное искусство и где куда легче было бы развернуть эту экспозицию. В какой-то мере этот статусный каприз прославленной четы сыграл на весь проект: разрыв между райскими кущами Гогена в соседних с выставкой залах и жесткой геометрией утопии Лисицкого столь велик, что ты ныряешь в нее с головой и сразу. Это ли не идеальная кабаковская тотальная инсталляция?

2 сентября 2005

В Салониках дали свет: в Греции показывают одну из лучших в мире коллекций супрематизма

Выставка «Свет и цвет в русском авангарде», Музей современного искусства в Салониках

«Цвет» обыгран в экспозиции буквально: выставка построена по колористическому принципу, работы расположены по доминирующему в них цвету – от черного до белого. «Свет» – понятие более субъективное, но здесь и оно приобретает очевидные коннотации: на выставке собран весь свет и весь цвет русского авангарда. Двадцать три художника, среди которых Василий Кандинский, Казимир Малевич, Александр Родченко, Владимир Татлин, Павел Филонов, Надежда Удальцова, Александра Экстер, Эль Лисицкий, Любовь Попова, Владимир Маяковский, Алексей Крученых и выделенные здесь особо Иван Клюн и Густав Клуцис. Все они, по замыслу кураторов, подведены под термин «супрематизм». Список, прямо скажем, не очевидный, но от этого выставка только выигрывает – это уже не столько страстное перечисление (смотрите, какие у нас есть шедевры!), сколько оригинальная интерпретация обретенных музеем сокровищ.

Сокровища действительно удивительные. «Греческая» часть собрания Георгия Костаки составила более тысячи двухсот произведений, большинство из которых – самого что ни на есть первого ряда. Если даже забыть о том, что есть еще «советская» часть коллекции, находящаяся в Третьяковской галерее, то все равно масштабы уникальные. При этом коллекцию Костаки отличает еще вожделенная сегодня чистота происхождения вещей: в те времена, когда собирал Костаки (1940–1970‐е), подделки русского авангарда в России еще не ходили – хлопот много, а рынка сбыта почти никакого.

Специалисты называют биографию Костаки-коллекционера выдающейся даже среди его коллег по цеху собирателей авангарда, коих в ХX веке было немало. Сын московского грека-торговца, Георгий Костаки не получил никакого образования. Он родился в 1913‐м, в девятнадцать лет женился, да и вообще не до того было. Совершенно обрусевший, но по паспорту грек, Костаки быстро понял, где могут не тронуть. Пока другие члены его семьи один за другим исчезали в лагерях, он служил шофером сначала в греческом посольстве, потом в финском, а потом в канадском. Администратором у канадцев он работал почти до самого своего отъезда. Коллекционировать начал как вполне добропорядочный гражданин – водил иностранных дипломатов по антикварам и комиссионкам, смотрел, учился и начал потихоньку прикупать малых голландцев.

Русский авангард знать не знал, пока случайно, в первый послевоенный год, не увидел картину ни ему, ни кому другому тогда не известной Ольги Розановой. Сам Костаки в своих воспоминаниях пишет о том, что это был «глас Божий». Стоит поверить старому хитрецу – угадать истинную (хоть художественную, хоть материальную) ценность этой и подобной ей вещей тогда можно было лишь обладая сверхъестественным чутьем. У Костаки оно открылось. Дальше все как в хорошем детективе – страсть охотника, развивающаяся по нарастающей, заставляющая «больного» авангардом посольского работника лазать по закоулкам грязных квартир и сознания страстно желавших забыть об этом искусстве потомков и свидетелей. «Мой отец отыскивал шедевры в самых невероятных местах: в шкафах, под кроватями, в старых чемоданах, в подвалах и на чердаках; он снимал их с окон в сараях, где они служили защитой от дождя», – вспоминает сегодня его дочь Алики Костаки. И она ни на йоту не приукрашивает – Любовь Попову можно было тогда получить, обменяв чистую фанеру на «испачканную» красками, да еще быть усыпанным благодарностями счастливо избавившегося от старой фанерки владельца.

Однако такое искусство в те времена было опасным. На Костаки «наехали» по полной программе – квартиру сначала подожгли (погибла значительная часть коллекции), потом обворовали (увели Кандинского, Клюна, Никритина), а затем, в 1977‐м, и вовсе выпроводили семью на историческую родину. Семья сочла, что счастливо отделалась. То, что перед отъездом Георгий Костаки отдал (откупился?) Третьяковке, ему следовало забыть. То, что увез с собой, он холил и лелеял, немного продал, много выставлял. Он умер в 1990‐м, а в 1998‐м Греция начала переговоры с его наследниками о продаже всей коллекции.