Искусство легких касаний

— Да о чем угодно. И ничего ему не будет, как дважды представителю угнетенных майноритиз. Ну, почти ничего — если, конечно, частить не будет. А остальных так поправят, что мама не горюй. Вона как петухи высоко летают. А у нас… Ну да, кажется иногда, что пернатые под шконкой. Пока в столыпине едем…

Слова были в идеологическом смысле очень и очень сомнительные — это поняли все.

— Да, — сказала задумчиво верхняя тьма, — ясно теперь, как ты мыслишь. А знаешь, Плеш, ведь с тобой теперь тоже вопрос решать надо.

— Почему?

— В тот раз ты с базара съехал, потому что братве про сон не рассказал. Но сейчас-то ты все выложил. И расклад уже другой выходит. Ты же с петушарой этим за столом сидел. Вино пил, пищу принимал. Кто ты после этого, Плешка?

Словно холодным ветром повеяло в клетке: формально это не было еще объявление петухом или зашкваренным, но уши, привычные к строю и логике тюремных созвучий, узнали черную метку. Плешка, Машка, петушок… Не сама еще метка, конечно — только эхо и тень. Но тени не бывает без того, что ее отбрасывает, и все, кто еще не спал, ощутили это сразу.

— Да брось ты, — сказала верхняя тьма своим кавказским голосом. — Это ж сон. Говорят, сон в руку. А такого, чтоб сон в сраку, я не слышал. Фраеру главпетух приснился. И что? Мало ли что ночью привидится. Зашквар во сне зашквар, только если в том же сне за него и спросят. А потом зашквара нет.

— Ладно, замнем пока, — ответила темнота своим первым голосом. — Но рамс запомним. Ходишь ты, Плешка, по самому краю. Учти…

Плеш повернулся к стене. Все, кто еще не спал, понимали, о чем он сейчас думает. Конечно, существовала надежда, что завтра этот поздний разговор не вспомнят — но уверенности такой теперь уже быть не могло.

Впрочем, что людям чужая беда… мало ли своей? В клетке вовсю храпели несколько ртов, и звук этот был настолько гипнотизирующим и сладким, что и остальных быстро накрыло сном.

* * *

Прошло полчаса, и в клетке зажегся свет.

Щелкнул ключ, отворилась дверь, и в купе вошел конвойный. На голове у него почему-то была мягкая белая панама, а на лице — прозрачная маска-респиратор, закрывающая нос и рот.

Он склонился над Плешем и приложил точно такую же маску к его лицу. Плеш замычал, проснулся — и сразу кивнул головой. Конвойный повернулся к Басмачу и проделал ту же процедуру.

— Федор Семенович, Ринат Мусаевич, выходим! — прошептал он.

Как только бывшие Плеш с Басмачом вышли в коридор, конвойный закрыл дверь и повернул ключ в замке. Коридор, где оказались Федор Семенович с Ринатом Мусаевичем, выглядел странно.

Собственно, это был не вполне коридор. Или, еще точнее — вполне коридор только при взгляде из клетки. Напротив двери было забранное белым пластиком окно и крашеная стена в несвежих потеках у пола. Но чем дальше от двери, тем сильнее искажалось пространство — изгибались стены, расходились пол и потолок. А кончалось все неприметным поворотом за угол — совсем недалеко от входа в клетку.

— Зачем так выгнули все? — искаженным маской голосом спросил Ринат Мусаевич.

— Это для формирования перспективы, Ринат, — ответил Федор Семенович. — Из-за решетки кажется, что коридор настоящий до самого конца. Только поэтому и получилось втиснуть. Искажения все равно есть, конечно, но глазу не заметно… Все просчитано до миллиметра.

Они повернули за угол, прошли через открытую конвойным дверь — и по зеленому пластиковому мостику перешли на качающийся перрон. И сразу же стало ясно, что качался не перрон, а сам вагон.

Если, конечно, это можно было назвать вагоном.

Конструкция, подрагивающая на желтых лапах в центре тесного бокса, казалась не особо большой — алюминиевый куб, в который мерно били снизу резиновые колотушки. Но тщательностью и сложностью отделки этот куб походил на спутник. На нем было много разноцветных линий, стрелок — и небольшая голубая эмблема:

TSSS Marine Gmbh

А под ней, словно косой почтовый штемпель, темнело синее и крупное:

FUJIⓔ INC, SKOLKOVO

В алюминии было окно, забранное матовым пластиком. Перед ним вращался похожий на елку кронштейн со множеством шаблонов сложной формы. За кронштейном горела наведенная на окно лампа.

Ринат Мусаевич и Федор Семенович сняли респираторы.

— Удивительно, как они втиснули, — сказал Ринат Мусаевич. — Не увидел бы, не поверил. Сколько отдал?

— Девять миллионов семьсот тысяч.

— Дешево.

— Для меня не очень, — ответил Федор Семенович. — Они, главное, брать долго не хотели, говорили, что только для мегаяхт работают, бюджет с двадцати миллионов. Я сначала думал, это Дамиан прайс задирает. Он теперь зубастый, акул уже не боится. Оказалось нет, действительно немцы. Но у меня не столько в деньги упиралось, сколько в размер. Больше шести метров никак не вписать по габаритам — у меня же лодка совсем маленькая, если с твоей сравнивать. Но потом фирме интересно стало, могут они такой вариант сделать или нет. Чтобы из клетки все натурально выглядело. Получается, они развивают ноу-хау, а я финансирую.

— Да, немцы они такие, — согласился Ринат. — Ты на дальняке лимонов пять сэкономил, кстати. Если не семь.

— Да? А почему?