Искусство легких касаний

— Стандартная развертка. Химеру замечает кто-то один, делится своим переживанием с другими, и те немедленно начинают видеть то же самое. Чем больше людей видит химеру, тем шире становится воронка узнавания и тем больше в нее вовлекается новых людей даже без вербального обсуждения вопроса. Вы читали рассказ Гоголя про Вия?

Голгофский предусмотрительно говорит:

— Не припоминаю. У нас плохо было с русской литературой.

— Это… Ну в общем такой демон, появляющийся на шабаше в деревенской церкви. Ему поднимают веки, он видит прячущегося героя и говорит: «Вот он». И беднягу сразу замечает вся остальная церковная нечисть. В нашем случае участники как бы поднимают веки друг другу, и происходит лавинообразный процесс.

— Теперь ясно, — говорит Голгофский. — Мы это называем просто цепной реакцией. Скажите, а почему вы работали через телекомиков? Как у вас вообще появилась такая идея?

— Это беспринципные и продажные люди. Когда за большие деньги их просили вставить в текст какую-нибудь безобидную кодовую фразу, они соглашались. Мы работали с тремя. Потом остался только один, но с большим охватом.

— Кто?

— Имени не знаю. Агент «Шерстяной». Или просто «Килл Билл». Догадываетесь, кто это?

Голгофский недоуменно пожимает плечами.

— Нет, — отвечает он. — У нас в Британии свои телекомики. Мы их называем правительством… Кого еще можете назвать?

— Какая-то «Бешеная». Изюмин называл ее «моя бешеная коровка». Настоящего имени тоже не знаю. Она, кажется, не телекомик, а дикторша на одном из главных каналов — хотя в последнее время мы совсем перестали ощущать разницу. Изюмин ей еще все время депеши слал — ты, мол, почаще наезжай на Рашку. Маскируйся. И это, под лесбиянку коси.

— А какими были триггеры, проходившие через телекомиков? — спрашивает Голгофский.

В.С. хмурится, вспоминая.

— Ну, например, чтобы активировать химеру, запустившую вторжение в Афганистан, была использована кодовая фраза «At this point I noticed that my penis is getting thinner and thinner»[16]. Наш комик вплел ее в свою вечернюю белиберду очень органично. Я помню, потому что сам работал над этой темой — был еще стажером… А вот химеру, побуждавшую передовых американских феминисток требовать, чтобы мужчины мочились сидя, активировали по телевидению какой-то фразой, дословно ее уже не вспомню, смысл которой был в том, что Саддам Хусейн вывез свое оружие массового поражения на трех русских баржах. Мы для этого наняли пожилого американского генерала. Изюмин любил такие контрасты.

— Странно, — хмыкает Голгофский. — Казалось бы, логичней было наоборот… Поменять триггеры местами.

— Поймите, активирующая фраза совершенно не важна. Как говорил сам Изюмин, мы не соломоны — дело не в кольце, а в гранате…

— Эта последняя химера, кстати, у вас не сработала, — говорит Голгофский. — Насчет установки мужчинам мочиться сидя. Не прижилось.

— Вмешались фабриканты писсуаров, — отвечает В.С. — Знаете, какие там крутятся деньги? Писсуарщики подняли в бой свою медиа-армаду и начали яростно штопать матрицу традиционного нарратива. Тогда Изюмин приказал отступить в тень. Нашим главным правилом было действовать незримо… Но это был чуть ли не единственный случай, когда мы получили от американцев реальный отпор. По всем остальным вопросам они безропотно приняли позу покорности. И дело тут не в их трусости или глупости. Так уж действуют химеры. У вас возникает ощущение, что вам нашептывает советы целый хор внутренних голосов, переть против которых выйдет себе дороже…

Машина тормозит.

— Все, приехали.

Вокруг — полумертвая промышленная зона. Людей почти не видно. Машина стоит у невыразительного забора с колючей проволокой. Голгофский не обратил бы на такой внимания — мало ли в Отечестве оград с колючкой?

За нее не полезешь, но В.С. достает из хипстерского рюкзачка планшет, затем маленький дрон — и запускает его прямо из окна машины.

Голгофский видит на экране планшета одинаковые длинные бараки серо-желтого цвета. Их унылая планировка и общая мрачная аура чем-то напоминают нацистский концлагерь. Рядом с бараками — довольно большое здание, похожее на проектный институт. На стене мозаика, напоминающая своей стилистикой о сухумских руинах: лыжник с ружьем на спине, беззаветно запрокинувшаяся гимнастка — и огромный веселый лось в хоккейной форме, на коньках и с клюшкой.

Голгофский узнает рисунок на шторе из генеральского кабинета.

— Лось, — говорит он. — Почему лось?

— О, это смешная история. Вы же знаете, у нас в армии любят веселые названия. Огнемет «Буратино», газ «Черемуха». Проект Изюмина сначала имел только цифровой шифр, и мы долго не могли ничего придумать. А потом Изюмин увидел в кино, как делают татуировки якудзам, и восхитился — татуировщик даже не колет, а так нежно тычет тростинкой… Как будто только касается кожи, легко-легко. Химеры ведь тоже своего рода татуировки, да? Вот он и назвал весь наш проект «Искусство Легких Касаний», сокращенно «ИЛК». Если переписать английскими буквами — «и», «эл», «кей» — получится «elk», лось. Поэтому лося выбрали нашей эмблемой…