Искусство любви

Впрочем, к рабыне пылал Брисеиде и сам фессалиец,

Вождь микенский любил Фебову жрицу-рабу.

Ты, что ловка собирать и укладывать стройно в причёску

Волосы: Ты, что простых выше служанок, Напе,

Ты, что в устройстве ночных потаённых свиданий ловка,

Ты, что всегда передать весточку можешь любви,

Ты столь мила госпоже, мне же ты вдвое милей!

В мягкой постели, предавшись любовным забавам,

Ты оказалась отнюдь не проста…»

Глава 10. Коринна

Когда из покоев госпожи начинали раздаваться звуки лиры, домочадцы знали, что Терция не в настроении. На сей раз причина была вполне уважительная: её супруг, вызвав из Карсеол тёщу караулить жену, отбыл в далёкую провинцию; судя по всему, хозяйка тосковала в разлуке. Бледная, с потухшими глазами, она щипала струны, пока служанки укладывали её прекрасные волосы в замысловатую причёску Для дурного настроения у неё имелись причины поважнее разлуки с Капитоном. Накануне, поддавшись наконец на уговоры и щедрые посулы, она провела несколько часов наедине с Флакком, и ныне чувствовала себя разбитой и опустошённой.. Губы её вздулись и посинели от безжалостных поцелуев, на шее виднелся кровоподтёк – след от зубов. Издали этот Флакк был всем хорош, но в постели сущий Капитон, да к тому же ещё ненасытней.

– Нарумянить тебя, госпожа? – спросила Напе.

Терция вздохнула: трудная это работа добывать деньги, ублажая мужчин: одна радость: веер из павлиньих перьев теперь у неё будет. Останется купить нарядное покрывало, притирания для лица, благовония и мало ли что ещё…

– Не надо румян, – решила она. – Мой дорогой супруг уже далеко, а больше мне не для кого красоваться. – И расплакалась. Но не о супруге. После обеда у претора Руфа она запретила Назону показываться на глаза, и глупец на самом деле исчез. Не помогло даже письмо на спине у служанки: противный юнец велел передать, что занят.

– Бренчит, – сказала матери Секундилла, прислушиваясь к лирным переборам, доносившимся из покоев сестры. Матушка ничего не ответила на замечание дочери. Она была очень занята. С утра до вечера почтенная матрона сновала по дому, суя нос во все кладовки и закоулки. Слуги помалкивали: они знали, что тёще была оставлена полная власть в доме. Достойная вдова сосчитала все амфоры и бочки в подвале, перерыла лари с одеждой и домотканой шерстью, даже зачем-то залезла на крышу. По её указанию был открыт заветный шкаф с серебром, и она восхищённо осмотрела солонку на четырёх ножках, три кубка и довольно большое блюдо с двумя ручками в виде виноградных лоз.

– Не верю я в её сказки мужу, – продолжала Секундилла, – будто она беременна. Придумала, чтобы не ехать с ним.

– Почему ты так думаешь? Ей давно пора иметь детей.

– А вот погоди… Поживём – увидим.

Перебирая струны, Терция печально думала о своём одиночестве: муж на корабле, мать и сестра обследуют его имущество, слуги ленивы и грубы. Рядом не было никого, кому бы она была дорога. Один любовник – ревнивый , вспыльчивый мальчишка ; другой – мужчина при деньгах, но сразу объявивший, что не привык иметь дело с одной и той же красоткой дважды. И, значит, прощай, надежда, на новый доход.

– Сходим помолиться Изиде, – отложив лиру, решила Терция .

Напе сочувственно посоветовала:

– Госпожа, забудь про Назона. Препустой мальчишка, доложу тебе .И не при деньгах

– С чего ты взяла, что я о нём думаю?

– И про Флакка забудь. Найдём ещё не одного.

– Флакк – это кто? – надменно вскинула головку госпожа.

При виде сестры, спустившейся вниз и одетой для выхода на улицу, Секундилла завопила:

– Матушка, Терция опять собралась на прогулку.

Матушка тотчас явилась.

– Ты куда? – строго осведомилась она у дочери.

– Матушка, погляди, какие синие у неё губы! – негодовала Секундилла.

– Ты, никак, шелковицу ела?

– Да у неё любовник заведён. Она на свидание собралась.

– Ничего подобного, – возмутилась Терция. – Я иду молиться.

Почтенная матрона не могла запретить дочери посещение храма , однако тут же призванным Багауду и мальчику для зонтика велено было сопровождать госпожу.

– Скажи на милость, что я выиграла с отъездом мужа? – огорчённо пожаловалась Терция служанке, следуя под зонтиком на Марсово поле.

– Стало посвободнее, – не согласилась Напе.

– Ах, на что мне теперь эта свобода?

– Ты опять про Назона?

– И не вспоминаю. Он ведёт себя, как мальчишка , и способен ославить порядочную женщину.

– Сделать тебе какой-нибудь подарок ни разу не подумал. Пройдёмся – ка лучше по лавкам, да и себя покажем. Небось, живо найдём другого.

– Но я не хочу другого! –закапризничала госпожа.

Нет, она не могла обойтись без Назона, без его суматошной любви, ребячливости, нежности, переменчивости, и сейчас даже была готова извинить его пристрастие к стихоплётству.

– Ты что, о Назоне скучаешь? – подосадовала Напе.

– Скучаю. Ты нечуткая.

– Он прибежит, коли ты хочешь. Но я от души желаю тебе другого любовника. Не будет от этого юнца проку, помяни моё слово.