Искусство любви

Если бы не внезапное появление гостей, запросто ввалившихся в незапертую дверь, ссора зашла бы далеко. При виде посторонних слуги исчезли, причём дядька¸ уходя, хлопнул дверью. Пришёл Тутикан с двумя неизвестными Назону молодыми людьми.

– Извини, что потревожили, – сказал приятель. – Это Бальб и Туск. Они хотят получить список твоих стихов про Коринну.

Бальб и Туск сказали, что таких прелестных элегий никто в Городе не сочиняет , и , если можно, они бы полученные тексты отдали переписчикам, чтобы снабдить копиями всех желающих.

– А что, много желающих? – осведомился польщённый поэт.

– Вся молодёжь, – заверили его.

Подумав, Назон попросил дать ему время привести в порядок небрежные строки.

При всей своей лени и беспечности поэт вынужден был засесть за работу, и, как он выразился, побрить и постричь свои стихи перед тем, как их вывести в люди. Работа увлекла его настолько, что он забыл на время о размолвке с возлюбленной. Сделав список элегий, он передал его Тутикану. Пускай теперь читают. Поэтической славы он жаждал так же сильно, как и любви.

В те дни ему особенно легко сочинялось. Стихи рождались непринуждённо и свободно, как полевые цветы, как радуга, как облака. Элегии переписывали , они быстро распространялись по городу, и, наконец, сам Сосибий, владелец лучшей книжной лавки на Священной Дороге, прислал спросить, нет ли у поэта ещё стишков, чтобы составить сборник для продажи.

В разгар литературных удовольствий пожаловала Напе.

– Наконец-то! – обрадовался он. Почему тебя так долго не было? Когда мне можно будет увидеть госпожу?

– Никогда! – отрезала Напе. – Почему от тебя ни слуху н и духу?

– Да ведь госпожа запретила мне показываться ей на глаза.

– Видно, заслужил.

– Кое в чём виноват. Давай письмо.

– Какое письмо?

– Разве она мне не написала?

– Напишешь тут. Хозяин кое-что заподозрил и велел обыскивать служанок при входе и выходе из дому.

Расстроенный, он запустил пальцы в свою пышную шевелюру:

– Ни весточки от госпожи, ни словечка! Какое огорчение!

– Сейчас я огорчу тебя ещё больше. Хозяин скоро уедет в провинцию и берёт жену с собой.

У Назона вытянулось лицо. Как, его крошка уезжает? Едва обретя, он теряет её?

– Госпожа тобой недовольна, – продолжала Напе. –У претора ты вёл себя недопустимо, это заметили многие гости

– О, я несчастный! – схватился Назон за голову. – Я, как Тантал, голодным ртом тянусь к кисти винограда…Подай-ка мне табличку. Хорошая строчка в голове… Надо записать, а то забуду.

Записав несколько строк, он хвастливо прочёл:

– Ночь, любовь и вино терпенью не очень-то учат… Ночи стыдливость чужда; Вакху с Амурм – боязнь… Хватит испытывать мне муки Тантала…

– Мне уйти? – насмешливо осведомилась Напе.

– Сейчас я допишу, а ты отнесёшь эту табличку и передашь моей дорогой крошки вместе с моею любовью.

– Очень нам нужны твои дощечки! – возмутилась Напе. – Ты хоть понял, что Капитон увозит жену за море. А вместе с нею придётся ехать и мне .

– Передай госпоже, что я зачахну в разлуке. Моя бедная крошка во власти грубого, неотёсанного мужа, мы даже не можем увидеться…

– Довольно хныкать. Лучше почитай письмо госпожи.

– Как? – встрепенулся Назон. – Всё-таки есть письмо? Что же ты молчишь, негодница? Давай его сюда.

– Не так быстро, – хихикнула служанка. – Я не могу его достать вот так сразу. Или ты забыл, что меня обыскали прежде, чем выпустить из дома? Багауд ощупал меня с головы до пят своими толстыми ладонями. Но письмо я всё-таки принесла.

Весело посмеиваясь, она повернулась к поэту спиной и внезапно спустила тунику с плеч, явив его взорам исписанную чёрной краской спину.

– Ах вы, придумщицы! – всплеснул руками восхищённый юноша. – Как только евнух не догадался заглянуть тебе за шиворот?

– Читай скорей, – смеялась Напе.

Письмо любимой крошки – любовный вздор и множество грамматических ошибок, кое-где стёрлось, и Назон принялся водить пальцем по строчкам.

– Я боюсь щекотки, – ёжась, хихикнула Напе.

– «Скучаю по тебе. Люблю. Целую.» – с удовольствием читал юноша. – Напе, у тебя на спине ни шрама; видно, тебя мало секли. «Мой цыплёнок, мой воробушек, мой шалунишка, я тебя прощаю.» Ах, моя прелесть! Не вертись, Напе! Спусти тунику пониже, не видно подписи.

Туника упала к ногам служанки. Назон, затаив дыханье, не смог оторвать глаз от внезапно открывшихся красот. Негодница была очень соблазнительна.

– Сейчас же оденься, бесстыдница! – потребовал он.

Она с усмешкой повернулась: ладное, цветущее тело; маленькие груди торчком.

Вспыхнув, как пакля, он вдруг потянулся к ней. Она ответила жадными объятиями..

Напе клятвенно обещала помалкивать. Конечно, шалости со служанкой – пустяк, о котором и говорить не стоит, однако его милую, чувствительную глупышку это могло огорчить. Ведь женщины так непредсказуемы… Подсмеиваясь над собственной прытью, он осторожно выпустил Напе из квартиры, с облегчением убедившись, что Сострата поблизости не было, а Пор спал: не хватало только, чтобы дядька узнал о нечаянной оплошности питомца.

«Не утверждал ли я сам, и при этом твердил постоянно,

Что со служанкою спутаться , – значит, лишиться ума?