Искусство любви

Влюблённый поклонник , ещё более завитой, в аметистовом плаще, с руками, сиявшими самоцветами , стоял поодаль , картинно облокотившись на ограду. Поодаль расположилось несколько гладиаторов – надёжная охрана господина, не спускали с него глаз, готовые каждый миг броситься защищать его.

– Вот это мужчина! – восхитилась Напе.

Терция головы не повернула и , вместе с молящимися, преклонила колени перед изображением богини, только что вынесенной жрецами из храма.

– Помолилась? – осведомился вечером Капитон у жены.

– Разве Багауд тебе не доложил? – надменно спросила она. – У Изиды евнухов и без Багауда хватает. Или ты мне не доверяешь?

– Глуп тот муж, который доверяет молодой жене, – ухмыльнулся Капитон. Сторожей к супруге он приставлял для порядка, будучи вполне уверен в её провинциальной скромности. Однако Терция, имея заманчивое деловое предложение от Флакка и оттого сделавшись более уверенной , решила устроить мужу скандал и продолжала ворчать.

– В храм не могу без стражи сходить! Сижу дома целые дни одна и пропадаю со скуки.

Она ещё долго причитала, жалуясь на жизнь, но добилась лишь того, что муж пообещал взять её на очередной обед к претору, в утешение разрешив сделать себе пышную причёску и надеть заветные жемчуга, хранившиеся в ларце под замком. Напе успокоила хозяйку, пообещав осведомить про обед Назона: пусть опять напросится в дом

– Ну ты и вырядилась! – уставился Капитон на башню из волос , лент и цветов, сооружённую на голове жены.

– Но ведь у меня нет никаких украшений, кроме собственных волос, – негодующе напомнила она.

Капитон, человек бережливый, предпочёл промолчать.

– Будут и у нас украшения, дай срок, – шепнула Напе госпоже. – Что передать Дипсаде-?

– Я всё ещё колеблюсь, – улыбнулась Терция.

– Скажу, меньше чем на десять тысяч, мы не согласны.

– С ума сошла! Он тут же сбежит.

– Поглядим.

Глава 9. Назон

Обед у претора не доставил радости Назону. Чтобы попасть на него, юноша должен был отправиться к Грецыну и битый час нести околесицу., отрывая приятеля от дел лишь с тем, чтобы ввернуть и к селу ни к городу:

– Я чувствую вину перед твоим дядей, что так снова и не побывал у него, хотя обещал.

– Хорошо, что ты напомнил мне о дяде, – отозвался Грецын. – Я так невежливо ушёл тогда, не повидавшись с ним, что старик, наверно, обиделся. Если хочешь, проводи меня до храма Ромы, нынче там праздник, на котором он бывает.

Назон того и добивался.

– А, племянник с другом, – равнодушно приветствовал молодых людей претор Руф. – Вы, кажется, неразлучники.

– Вовсе нет, дядюшка, – возразил Грецын к досаде Назона. – Я соскучился по тебе, а Назон, случайно оказавшийся рядом, выразил готовность повидаться с тобой: он хочет почитать тебе свои стихи.

– Помня о тонком вкусе твоего дяди и его благорасположении, я осмелился… – залепетал смущённый Назон ; ох, сколько изворотливости приходилось ему проявлять, чтобы попасть на обед!

– Мне недосуг с вами толковать, друзья, – отмахнулся претор. – Впрочем, если твой прятель хочет, пусть приходит и читает: сегодня я даю обед клиентам. А ты, бездельник, мог бы давно наведать тётку, которая к тебе благоволит.

Назон не вслушивался в объяснения Грецына: отношения приятеля с родственниками его не занимали. Главная цель – приглашение на обед, была достигнута. Неприятно, конечно, что претор сделал его весьма небрежно, да приходилось терпеть.

Дома, в ожидании заветного обеда, он коротал время, сочиняя стихи.

«С нами сегодня в гостях и муж твой присутствовать будет,-

Значит, на милую мне предстоит любоваться вдали.

Не позволяй ты себя обнимать волосатым рукам,

Нежно не вздумай склонить голову к мужней груди.

Главное дело, смотри: ни поцелуя ему!

Если ж начнёшь целовать, закричу, что твой я любовник,

Что поцелуи – мои! В ход я пущу кулаки

Мужа проси выпивать: пусть поспит. Подливай ему чаще.

Если же нашей любви сладострастные вспомнишь забавы,

То к заалевшей щеке пальцем слегка прикоснись.

Горе! Советы мои всего лишь на вечер.

Скоро мне ночь повелит расстаться с милой моей.

Муж поцелуи сорвёт… И не только одни поцелуи!…»

У претора Руфа в тот вечер собралось очень пёстрое общество. Гости в ожидании обеда прогуливались по саду, алчно втягивая ноздрями призывные запахи поварни. Никого здесь не зная, Назон держался в стороне, беспокойно озираясь в ожидании Терции.

Его милочка явилась вовремя и, пока супруг здоровался с претором, сумела невзначай оказаться рядом с Назоном. Им было в радость хоть постоять невдалеке друг от друга. Она была нынче так прелестна, что поэт затрепетал. Делая вид, что нюхают розы , влюблённые склонились над кустом. Нежные словечки так и посыпались с языка юноши. Плутовка засмеялась, не поднимая глаз.

– Будь осторожен, – лукаво кивнула она в сторону мужа.

– Ты тоже, любовь моя. Не вздумай ласкаться при мне к супругу. Если мне что-то не понравится, я стану грозить тебе пальцем. Если же я сделаю что-нибудь не так, прикоснись к своему ушку, и я пойму. Ох, какие прелестные у тебя ушки!

– Не гляди на меня голодными глазами, – поёживаясь, смеялась она.