Искусство нарушать правила

— Вы обещали дать интервью. Вам звонила Мэгги, помните? Она сказала, что вы обещали рассказать о выставке, к которой сейчас готовитесь.

Он по-прежнему смотрел на нее в полном недоумении.

— До того, как уедете в Италию. — Джесс в отчаянии взмахнула руками. Неужели он ничего не помнит? Должно быть, ее сумбурные объяснения что-то прояснили; его глаза потеплели. Впрочем, он тут же снова нахмурился.

— А, да, я и забыл… — Он пожал плечами. — Но вы все равно упустили момент. Я сейчас очень занят.

— Но ведь в-вы… — От страха Джесс начала заикаться.

— Извини, детка, но кто не успел, тот опоздал. — Ксандер развернулся, собираясь закрыть дверь.

— Как?! И все? Вы не уделите мне даже пяти минут своего времени? — Страх придал ей сил.

Ксандер вздохнул, снова повернулся к ней, провел рукой по волосам.

— Честно говоря, я с самого начала не хотел давать это интервью. А согласился только потому, что твоя коллега — знакомая моего знакомого и поймала меня в минуту слабости. Кажется, я тогда здорово надрался. — Он прислонился к дверному косяку и состроил гримасу, означавшую: «Всякое бывает». — Ну, а сейчас у меня совсем нет времени на журналистов. Надо работать. Надеюсь, ты меня простишь… — Он подмигнул, переступил порог и захлопнул за собой дверь.

Джесс стояла на площадке и беспомощно раскрывала рот, как рыба, вытащенная из воды.

Ксандер Хитон вернулся к мольберту. На диване его ждала натурщица Серафина. Он гнал от себя чувство вины, чему мешал возникающий перед глазами образ журналисточки с выражением откровенного ужаса на лице. Его мучила совесть, хотя он и заставлял себя забыть о неожиданной гостье. Сейчас ему нельзя отвлекаться. И без того трудно сосредоточиться, когда к нему то и дело являются все кому не лень. Как сговорились — всем от него что-то нужно, а ему сейчас и на свои дела едва хватает времени. Он встал к мольберту, натурщица обольстительно ему улыбнулась. Вот уже час она старалась сохранять непростую позу, в которую он ее усадил.

Проклятье! Ксандер понимал, что играет с огнем, когда попросил ее позировать для картины. Они познакомились на вечеринке; девушка оказалась профессиональной натурщицей. Ксандеру показалось, что рисовать ее будет любопытно. И вот теперь она ясно дает понять, что ее интересует не только позирование.

Хорошенькая, слишком молодая на его вкус; со временем она станет настоящей красавицей. Обычно такие его заводили, но сегодня из него как будто выпустили весь воздух. Навалилась ужасная усталость. Уже несколько месяцев он искал в себе вдохновения для новой выставки, отчаянно стараясь призвать, оживить свою музу. Отчего-то не получалось. В конце концов он уничтожил все картины, созданные в последнее время; они показались ему банальным вздором и не вызывали ничего, кроме отвращения. Как, впрочем, и то, над чем он сейчас работал до того, как его прервали.

Перед ним снова возникло лицо темноволосой журналистки, ее глаза — огромные, синие; они сразу привлекли его внимание. Ксандер вырвал лист из альбома для эскизов, смял его и бросил в корзину. И лицо… ее нельзя назвать красивой в общепринятом смысле слова, но вокруг нее как будто аура… при виде ее кровь быстрее побежала у него по жилам. Вспомнив их короткий разговор, он сам себе удивился. Ужас, охвативший девушку, когда он отказался от интервью, озадачил его. Она была не просто раздосадована или разочарована, нет! Досаду и разочарование он часто видел на лицах репортеров, когда отказывался с ними беседовать. А сейчас… похоже, он только что грубо растоптал мечту всей ее жизни.

Внезапно художником овладело острое желание зарисовать образ, только что всплывший в его сознании. Он был ярче, яснее и выразительнее всего, чем все, что ему виделось когда-либо. Апатия, владевшая им в последнее время, отступила; он почувствовал давно забытый азарт. Он провел рукой по лицу, словно желая стряхнуть усталость. Прошло много месяцев с тех пор, как Ксандер нормально спал; что бы он ни делал, бессонница не отпускала. Он стал раздражительным и рассеянным.

— Что с тобой, Ксандер? — спросила Серафина, вставая и подходя к нему. Взглянув на чистый лист, она усмехнулась: — Ты что же, рисуешь невидимыми чернилами?

Ксандер метнул на нее сердитый взгляд, и она перестала улыбаться. Почувствовав себя виноватым, Ксандер примирительно улыбнулся:

— Слушай, Cepá, извини, что-то не клеится работа.

— Я не пробуждаю в тебе творческое начало? Может, отвлечемся для вдохновения? — спросила она с откровенной чувственностью в голосе. Прежде чем он успел ответить, она сняла блузку, подошла ближе и, взяв его руку, положила на свою обнаженную грудь.

Ксандер ничего не почувствовал. Закрыв глаза, он покачал головой и осторожно убрал руку.

Весь последний год он бурно развлекался, пытаясь подавить в себе разочарование и гнев, особенно после учиненного критиками разгрома его последней выставки. Вся эта банда как сговорилась — все патетически восклицали: «Что случилось с его талантом!» Но особенно тяжело ему стало в последнее время.