К нам присоединились еще три гостьи. Они мне представились, но было видно, что их больше интересовал Александр, нежели моя персона. Махнув на прощание рукой, я поспешила уйти. Дворецкий послал за водителем Робертом, и, пока я поджидала его на переднем крыльце, разглядывая ухоженное поместье, в моей голове завертелись вопросы: смогу ли я жить в Англии? Получится ли у меня найти себе место в этом новом мире? И главное – хотелось ли мне этого? А если оставаться, то как быть с визой? Это мне тоже следовало выяснить.
Все это смущало и обескураживало меня.
Но чего я совсем не ожидала – так это того, что во мне вдруг взыграет чувство долга, ответственности за Розмер. Однако граф умудрился посеять во мне нечто такое, что побудило меня взглянуть на саму себя по-новому. И мне следовало определиться: где мое истинное место – в поместье, родовом гнезде, или же в Сан-Франциско, в кипучем творческом мире?
Пока я этого еще не понимала.
Когда я вернулась в гостиницу, паб уже гудел, что меня порядком удивило – ведь воскресный вечер только зачинался. Было всего четыре часа. Большое объявление у двери рекламировало «воскресное жаркое со всеми традиционными приправами». На обесцвеченном фото были запечатлены тарелка с ростбифом, жареный картофель, морковь и йоркширский пудинг. Вид у них был совершенно не аппетитным, а громкий гул голосов вызвал только раздражение.
Даже в номере я продолжала их слышать. И это было не пение караоке, а волны мужских выкриков, смеха и визгливых женских комментариев. Наверное, по телевизору транслировались какие-то спортивные соревнования.
Неугомонная, я переоделась в джинсы и легкую футболку с длинными рукавами. От долгого стояния нога разболелась; и я поспешила сесть вместе с грелкой, купленной в аптеке. Немного выдохнув, проверила электронную почту.
Первое письмо было от Гранта. В строке «Тема» я прочитала: «Ты скрываешься от меня?»
Черт! Я забыла послать ему свой новый номер. А, уж если начистоту, то я действительно – подсознательно – скрывалась от него. Но это было нечестно с моей стороны. Я открыла письмо.
«Я пытался связаться с тобой несколько дней. Все ли у тебя в порядке? Нэнси ничего мне не рассказывает о продаже дома. Я хотел получить хоть какую-то информацию о картинах твоей матери в галерее, но они тоже отказались мне что-либо говорить. Я в недоумении и растерянности, Оливия. Что с тобой происходит? Что бы это ни было, мы не должны иметь друг от друга тайны. Лучше все обсудить. Я люблю тебя, и я на все готов ради тебя».
Чувство вины резануло мне по сердцу острым ножом. Что бы ни случилось, Грант заслуживал быть в курсе. Но, если начистоту, то я не ощутила ничего, читая его трогательное послание. Его образ уже поблек в моей памяти, стал мутно-серым, невыразительным. А сам Грант уже не вызывал у меня никаких эмоций. Любовник, о котором я еще недавно пеклась…
Все прошло?
Но что мне было написать ему в ответ? Я не раз имела возможность убедиться: чем больше выжидаешь, чем больше тянешь, тем труднее потом объясняться. Я заварила чашку чая, включила камин, подсчитала разницу во времени и набрала его номер.
Грант ответил сразу:
– Оливия! Я уже извелся от беспокойства! У тебя все нормально?
– Да. Да, извини меня, Грант. Я тут завертелась как белка в колесе. Столько вопросов необходимо уладить. И я купила себе новый телефон. Только забыла сообщить тебе номер.
– Забыла?
– Знаю-знаю… Мне очень жаль…
– А старый мобильник… Ты его что – потеряла? Зачем тебе понадобился новый телефон?
– У меня здесь очень много дел. Придется задержаться. И купить новый мобильник было дешевле, чем пользоваться старым.
– Что ты такое говоришь? Ты не можешь там оставаться! Мы должны продать дом твоей матери. Билл и Хоакин ждут нашего ответа – будем ли мы покупать эту квартиру или нет. Им ведь надо знать, выставлять ли ее на продажу. Я тут, как могу, от них отбиваюсь, а ты – вне доступа! Что, черт возьми, происходит? Почему я не могу получить информацию ни от Нэнси, ни в галерее? – возмущенный Грант замолк, чтобы перевести дыхание, а я представила, как он хлопнул себя по колену огромной ручищей, заляпанной пятнами краски. – Ты не можешь так долго торчать в этой Англии!
– Оказывается, могу. Я здесь, в Англии, – командирский тон Гранта становился чересчур напористым, что я осознала лишь в последние несколько недель. Смысла продолжать игру в кошки-мышки больше не было. – Грант, я не знаю, как тебе это сказать по-другому. Так что скажу прямо: ты не можешь получить информацию, потому что я сказала им обсуждать все вопросы только со мной, – я сделала глубокий вдох: – Я больше не хочу быть с тобою.