– Садоводство в этих краях – соревновательный спорт.
– Да, я уже это поняла. Джокаста предупредила, что мне придется освоить технику выращивания плодовых и цветочных культур.
– Значит, вы ей позвонили?
– Да. Мы встретились во вторник, и она заверила меня, что хочет снять программу об усадьбе.
– Это же здорово! – Самир тряхнул головой, чтобы смахнуть с лица кудри, потом стянул с рук перчатки и бросил их в тачку. – Заходите!
Он придержал дверь, и я проскользнула мимо парня в дом, призывая себя не терять головы. Внутри солнечный свет, проникавший в широкое панорамное окно, заливал комнату, показавшуюся мне одновременно очень «мужской» и очень уютной. Под окном стоял диван, обтянутый тканью, похожей на твид; с подлокотников свисало яркое, цветастое покрывало. Все полки были заставлены книгами. Стопки томов грудились также на стульях и вдоль стены. Огромный сиамский кот, нежившийся в лужице солнца, приподнял голову при нашем появлении и приветственно мяукнул.
– Какой милый! – растрогалась я и, протянув руку, погладила его по кремовой спинке с рыжевато-коричневыми полосками.
Самир, наклонившись, почесал коту брюшко.
– Это Билли. Он как тряпичная кукла. Мое единственное ценное приобретение от брака.
– Брака? – в ушах немного зашумело. – Вы выглядите слишком молодым для человека, уже успевшего жениться и развестись.
– Брак оказался несчастливым, – пожал плечами Самир. – Но я, на самом деле, не такой молодой, – его длинные пальцы подтолкнули подбородок кота вверх. – И мне сказали, что я стар душой.
– Вы? – я все ласкала кота, ощущая под ладонью тихое, довольное урчанье. – А я иногда чувствую себя белой вороной.
Самир покачал головой:
– Нет, вы – птица редкая. Ясноглазая и прозорливая.
– Ха! Спасибо…
Воздух между нами снова заискрил; по коже словно пробежал электрический заряд. Мне захотелось посмотреть на его губы.
Но вместо этого я отвела взгляд на книги.
– Вы, похоже, большой чтец, – «Что я несу?» – Извините, глупость ляпнула. Язык мой – враг мой: прежде ума говорит.
Самир тихо рассмеялся:
– Все нормально. Проходите на кухню. Будем пить чай. Он поможет.
«Чем? – озадачилась я. – Вернет мне достоинство? Или благоразумие?»
Кухонька была крошеной, но распахнутая дверь выходила в задний сад, и Самир жестом указал на него:
– Полюбуйтесь пока, а я поставлю чайник.
– Хорошо, – я поспешила выйти в сад, чтобы снова не выставить себя идиоткой. И, выйдя на воздух, поспешила сделать глубокий вдох. Нос уловил ароматную прохладу, повеявшую от едва зеленоватых теней. Задний сад оказался таким же красивым, как и палисадник. Гармония присутствовала во всем – и в композициях растений, и в их подборе по высоте. В дальнем углу стояла небольшая теплица, а за забором холм круто уходил вниз, открывая вид на поля с одной стороны и причудливую мозаику из крыш, крытых одинаковой красно-коричневой черепицей, с другой.
Как только я уселась за маленький стол, кот медленно подкрался ко мне и мяукнул. Я похлопала по коленке:
– Залезай, я не против.
Тушка весом в пятнадцать фунтов тут же запрыгнула и распласталась у меня на коленях.
– Спасибо тебе, – тихо поблагодарила я кота, поглаживая мягкую пушистую шерстку на брюшке. – Мне сегодня так необходима чья-то бескорыстная любовь, – Билли щелкнул по моей руке хвостом. – Все-то у меня пошло кувырком, а поговорить не с кем. Ни мамы, ни собаки у меня больше нет. И я чувствую себя немного растерянной. Не знаю, как дальше жить…
Кот замурлыкал, повернул голову и посмотрел на меня – прищурив голубые глаза (мне кто-то говорил, что это признак доверия).
– Ты такой душка, правда?
Билли моргнул, и я подмигнула ему в ответ – похоже, коту тоже хотелось любви. И мне стало легче. На дереве поблизости защебетала какая-то птаха, вдали зашумела косилка. Над рядком неизвестных мне белых цветочков закружилась пчела, и я, еще раз погладив кота, позволила себе испустить долго сдерживаемый вздох.
– Он всегда так действует на людей, – сказал Самир, поставив на столик поднос с заварочным чайником, чашками и блюдечком с печеньем. – К сожалению, мне больше нечем вас угостить. Ко мне не часто захаживают гости.
– Мне очень нравится английское печенье.
Лицо Самира осветила улыбка; он налил чай в чашки:
– А что, в Америке печенья разве нет?
– Такого нет.
– Что значит «такого»? – хмыкнул парень.
– В рецептуре английских бисквитов идеально соблюдены пропорции. Умеренность и сдержанность во всем.
– Это присуще всем англичанам, – еще шире улыбнулся Самир. – Сахар? Молоко?
– И то, и другое, пожалуйста.
Самир добавил в мой чай сахар и молоко, размешал и поставил чашку у моей правой руки. А потом передал мне на бумажной салфетке пару печений:
– Не будем беспокоить Билли, да?
– Конечно, не будем, – снова заскользила я рукой по нежной шерстке, находя в этом движении успокоение. Мне опять задышалось легко. Моя жизнь была чересчур ненормальной последние месяцы. – Сколько ему лет?
– Сказать по правде, не знаю. Он однажды заявился в задний сад – как к себе домой. Да так и остался.
– А кто-то, быть может, по нему скучает!