Искусство наследования секретов

Это была еще одна проблема, терзавшая меня. Я, во что бы то ни стало, должна была сесть за руль. Чтобы самостоятельно ездить по графству. Но страх перед левосторонним движением усугублялся тем, что я не водила с той самой аварии, в которой едва не погибла. И автомобиля своего у меня не было. Как мне следовало поступить? Купить машину, а затем потренироваться в вождении? Или сначала потренироваться, а уже потом покупать автомобиль? И у кого брать уроки вождения?

Почти все остальное казалось проще.

С Самиром я практически не виделась. Он ссылался на большую занятость, но я заметила, что даже в самые дождливые дни он не спешил появляться. В один субботний вечер я пригласила его на чашку кофе, но ответ от него получила лишь через несколько часов. И он был кратким и сухим:

«Извините. Я в отъезде».

Но раз в несколько дней он присылал мне сообщения с названиями каких-нибудь групп животных или птиц: «коалиция гепардов», «котел летучих мышей», «экзальтация жаворонков».

Я отвечала в том же духе: «банда кенгуру», «армия муравьев», «амулет зябликов».

Я скучала по Самиру. Помимо Пави он был моим основным другом в деревне. Я надеялась, что рано или поздно мы смогли бы вернуть прежнюю легкость общения, и ради этого отказалась читать что-либо о писателе Самире Малакаре. Даже если бы мы никогда больше не заговорили, я хотела показать ему: мне доверять можно.

Вот как все обернулось. Мне было грустно сознавать, что в попытке сохранить дружбу я ее, наоборот, разрушила. Не говоря о том, что мне приходилось отмахиваться от воспоминаний о том поцелуе по сотне раз на дню. Эти воспоминания преследовали меня, когда я спала. Назойливо всплывали перед глазами, когда я бодрствовала.

А у меня и без этого хватало поводов для размышлений. Как-то раз я решилась показать мамины альбомы Элен Ричмонд, владелице кондитерской-кофейни. Мы встретились в ее залитом солнцем саду с развешанными по всем углам «китайскими колокольчиками». При малейшем дуновении ветра они заливались мелодичным перезвоном. Юркие птахи клевали зерна и семечки в кормушке, установленной на высоте в десять футов – подальше от пары черных котов, настороженно вилявших хвостами в тени под столом.

– Я сделала лимонад, – сказала Элен. – Будете?

– Конечно.

Это не был лимонад из пакетика или концентрата. Элен сама выжала лимоны, и в стеклянном кувшине плавали желтые ломтики.

На вкус холодный лимонад Элен был сладко-кислым.

– Превосходный напиток!

Элен пододвинула ко мне миску с клубникой:

– Я ничего не принесла сегодня из кондитерской. В такие теплые деньки мало кто ест много сладкого.

Весь сад украшали абстрактные мозаики – различные по конфигурации медные формы, выложенные цветными стеклышками.

– Ваша работа?

– Да. Со временем из меня получился, скорее, неплохой скульптор и стекольщик, нежели художник. А ваша мать всегда рисовала лучше всех нас, вместе взятых.

Из взятого с собой рюкзака я вытащила детскую книгу. Это была история о лесной банде, состоявшей из кроликов, крапивников и отважной лисицы, которые фигурировали на многих маминых рисунках.

– Я подумала, что вам она понравится. Это одна из тех книг, что оформляла мама. За эту книгу она удостоилась престижной премии. И, по-моему, по праву. Такое впечатление, что не мама воспроизводила историю в картинках, а автор придумывал сюжет на основе ее рисунков.

Элен взяла книгу, провела рукой по обложке.

– Великолепно. В ее стиле, – с дрожью в руках, которая меня очень тронула, Элен открыла книгу и пролистала страницы, периодически останавливаясь и изучая иллюстрации: – О! Взгляните! Узнаете оранжерею?

– Что?

Элен показала мне страницу с иллюстрацией. И на ней действительно была оранжерея, так пленившая меня. Только еще целая и утопающая в зелени и цветах, с павлином, расхаживающим по проходу.

– О, Господи! Дайте я рассмотрю!

Я почти выхватила из рук Элен книгу. Да, оранжерея! Я знала, что на предыдущей странице разбегались вдаль плавными волнами холмы. А если бы я пролистала книгу вперед на пару страниц, то увидела бы угол дома.

– Это все Розмер, так получается? Неужели это он на всех работах мамы? Я хочу сказать, что перечитала эту книгу сотни раз, но не понимала, что изображено на картинках. Потому что ничего не знала о поместье. Но теперь я его узнаю, – я прикоснулась к груди; к тому месту, что так сильно болело в последнее время. – Наверное, именно потому, что я интуитивно опознала оранжерею, мне так остро захотелось ее восстановить. Хотя Джокаста считает, что это «неэффективное использование средств».

– Можно мне взглянуть? – протянула руку за книгой Элен; терпеливая улыбка озарила ее лицо: – Вы уже все это видели, а я нет.

– Да, конечно, извините! – я передала ей книгу и опустилась на стул. – Как бы мне хотелось узнать, что у мамы было на уме! Тогда бы я поняла, почему она никогда мне не рассказывала о Розмере. Она же любила его! Это очевидно. Она рисовала поместье пятьдесят лет. Снова и снова. И не только поместье, но и его окрестности. Животных, цветы, лес.

– Но никогда сам дом?