В результате «кот» послужил закваской для шокирующего мифа о том, что квантовый объект «оживает» только в момент наблюдения за ним. Более того, «котовья» фантазия Шредингера позволила развиться целой теории, позволившей трактовать некоторые факты весьма лестным для
«Человечество больше не находится в центре вселенной, все стало гораздо хуже, оно определяет природу этой реальности».
Поттер. 2009
Ставки
В. К. Гейзенберг пошел еще дальше Шредингера и заявил, что «у квантовых объектов нет истории до наблюдения».
Отпрепарируем эту важную реплику.
Она на 85 % состоит из интеллектуального опьянения, вполне объяснимого остротой, красотой и загадочными смыслами квантовых открытий ХХ века.
Но в 25 % заключена очень серьезная мысль о волшебном влиянии сознания человека. Если бы эта мысль была высказана теологом (что маловероятно), ее можно было бы игнорировать, как типовой мистический вздор.
Но это заявил (причем всерьез) Гейзенберг, что делает игнорацию невозможной.
Вероятно, нам не удалось бы «в лоб» справиться с данным утверждением Вернера Карла Гейзенберга, но, по счастью физика, за последние 50 лет обзавелась несколькими важными пониманиями, которые избавляют нас от необходимости самим вступить в полемику с этой великой тенью. За нас все сделало время и развитие науки.
Напомним.
«Кот» и ряд утверждений Гейзенберга, конечно, стали шоком для современников.
Но быстро наступило отрезвление.
Первым трезвящим фактором стало справедливое недоумение:
Каким же образом, без «руководящего и направляющего» наблюдения
Затем возник еще один коварный вопрос:
А почему столь влиятельное существо, как человек, к моменту открытия квантового мира оказалось столь неразвито, что оказалось не способным даже описать процессы, происходящие на субмолекулярном уровне?
Этот скепсис существенно понизил градус восторгов.
Затем постепенно пришло понимание, что понятие «маленькое» и «большое» существует лишь для человека, который по старой неолитической привычке норовит все сопоставить с личной размерностью и возможностями своей незатейливой рецепторики.
Для мироздания же нет ни «маленького», ни «большого». Есть равноправные и равнозначимые физические величины. Роль каждой из них одинаково существенна.
Более того, как мы знаем, существует всевластная симметрия.
Она, конечно, «мерцающая», но все же симметрия, что хорошо заметно на примере сильного ядерного взаимодействия, симметричности молекул, кристаллов, организмов, а так же теории поля.
(Теорию суперсимметрии Бозе-Ферми о симметричной связке бозонов-фермионов мы не принимаем в рассчет, как спорную.)
Но если симметрия существует, то нет никакой логической возможности останавливаться на «мелкости» кванта.
Да, с точки зрения человека, эта частица невелика. Но она, несомненно, состоит из еще более мелких фрагментов. Те, в свою очередь, вновь тоже дробимы и делимы. И так до непредставимой бесконечности.
Поясню.
Ведь, если существует симметрия (пусть и мерцающая), а также такие «сверхкрупные» структуры, как галактики, то им должна быть противопоставлены и «сверхмелкие», по сравнению с которыми бозоны покажутся слонами.
Например:
В 2004 году была обнаружена гигантская пустота, имеющая в поперечнике около миллиарда световых лет. Она, несомненно, является обособленной космической структурой, о чем говорит ее температура (на 30–45 % холоднее остального космоса).
Понятно, до какой степени она, выражаясь нашим языком, непредставимо огромна. А по правилам симметрии ей должна быть противопоставлена и частица, «мелкость» которой для нас также невообразима, как и «крупность» вышеупомянутой «пустоты».
Для ее обозначения нет ни слов, ни понятий. А небольшие возможности языка устанавливают, увы, и весьма узкие границы понимания.
На этом простом примере мы видим, что кванты утратили статус «последней остановки» деления физической материи. Исходя даже из одного этого, возлагать на них ответственность за развитие вселенной, как минимум, некорректно.
Чуть позже возникло понятие «декогерентность». Без претензий на художественность оно попыталось обозначить отношения субатомных частиц, живущих вне нашей привычной логики с логичными и «законопослушными» объектами классической физики.
Этот скромный, несовершенный, но очень корректный термин окончательно похоронил и «кота», и образ