Искусство проклинать (СИ)

Дальше началось живописное, не совсем цензурное, о моих внешних и внутренних достоинствах. Не очень верно, но почти остроумно, хотя можно бы и позабористее, с включением нормальных слов. Она резко подняла руку к виску и я сделала ошибку. Шагнула ей навстречу, открывая спину. Чёрная тут же подскочила сзади, хватая меня за волосы. Я мотнула головой и резко оттолкнулась локтём, оставив свой платиновый шиньон в её руке.

— У-о-о-у! Моё колье! Украла, сука! — пропела Рыжая, дёргая мою гривну и разрывая цепочку, поцарапавшую шею.

Вот этого и не следовало делать, девочка… Эта гривна — моя дипломная работа, она мне дорога как память! И лицо той женщины…

Я молча оттолкнула Рыжую ударом в плечо и вернулась в туалет. Всё! Никаких разговоров не будет! Вы меня утомили, девочки! Я должна развеяться и отдохнуть душой…

Сначала мне стало холодно, потом обдало жаром от лопаток и до колен, сердце застучало чаще и подскочило к горлу. Забытое тёмное чувство ярости ударило в голову и я стала продираться через него, напрягая и расслабляя веки. Спокойствие, вот только спокойствие… Девочки, вы просчитались!

Вы ошиблись и ваша ошибка вам недёшево обойдётся. У проституток хорошая школа, что и говорить! Вы получили обучение на чердаках и в подвалах, на улице и под кулаками буйных клиентов. Вы прошли естественный отбор… но вы никогда не знали уральского детдомовского детства. Для полной победы вам надо меня убить! А вот этого у вас никогда не получится…

Они кинулись за мной гурьбой и пьяная белёсая сразу заклинила дверь ручкой от швабры. Я отступила к свободной стене, отметив, что Коза примостилась слева от меня, а Чёрная — справа. Рыжая подошла без опаски, вольно, с моей гривной в руке.

— А теперь серёжки, бабуля! Про мальчика потом поговорим…

Я взяла её за уши и резко впечатала свой лоб в улыбающееся личико. Её хорошенький носик хрустнул и она, закричав, уронив гривну, схватилась за него, приседая на месте. Я откинула её ногой и одновременно заехала Козе в глаза пальцами. Чёрная успела врезать мне под рёбра и я, глотая воздух мелкими порциями, снова отбила её локтем. Хорошо попала, удачно: прямо над желудком, но главное — Коза.

Лыжный спорт не забывается надолго! Сколько лет, сколько зим… Теперь ногой! Ноги у меня крепкие и меткие! Уже не обращая внимания на боль от ударов, я подрубила Козу под колени и схватила за хомут-воротник, потрясла, чтобы вся её тяжесть пришлась на горло. Коза захрипела, несколько раз дёрнулась и рухнула на кафель мешком, раздирая мне каблуками колготки.

Четвёртая из девиц разозлила меня окончательно, когда крепко припечатала в висок. Я ухватила её за волосы и, с размаха, уложила лицом на своё колено.

Бешенство уже разливалось во мне горячей волной, сдерживаться становилось всё трудней. Я не совсем отчётливо сознавала, где я, что делаю, что у меня болит и зачем всё это.

Ну за что? Почему? Почему я не могу пожить спокойно? Почему всё время что-то не даёт мне просто тихо и спокойно жить? Убить! Убить к чёрту… Нет, не убить… нельзя убить. Покалечить… как ту женщину. Тем более, есть за что!

Белесая кинулась к двери, которая уже трещала от ударов снаружи, но я её не тронула. Пнула несколько раз Козу под дых, а Чёрную крепко постучала лбом в стену и она перестала сопротивляться. Я ненавидела этот ухоженный узкий туалет, его кафель, чистенькое зеркало, кусочек мыла на окровавленном полу… Я не люблю крови… кровь должна греть тело, а не пачкать пол.

— Зачем? — Я задрала голову Рыжей, схватив за мягкие, совсем не рыжие на ощупь волосы. — Зачем это надо, кому?

Она, зажимая разбитый нос левой рукой, другой попыталась расцарапать мне лицо, но промазала и выдрав, клок волос у виска, впилась ногтями в платье и в кожу. Я саданула ей коленкой в бок и подтянула по полу к унитазу, несколько раз успела окунуть лицом в воду, когда Дан схватил меня в охапку и оттащил назад. Ещё несколько минут я, очень плохо соображая, билась в его руках, пытаясь плюнуть в красную физиономию Совки.

Потом у меня заболело сразу всё тело и я успела отметить в зеркале своё лицо — бледное до прозрачности, с горящими глазами и растрёпанными волосами. Остальное тоже было 'не в порядке' — оторванный рукав и исцарапанное до крови плечо, клочья колготок, свисающие с ободранных ног, которые еле-еле прикрывали остатки подола.

Так же нельзя! Господи! На что же я похожа? Леди так себя не ведут. У леди не бывает таких ног. И таких лиц — тоже. Да, была леди, и вся вышла… Да что это я… Спокойствие, вот только спокойствие… Не смешно! Больно! Снова рёбра… И как же это больно…

Окончательно я пришла в себя в кабинете Артура, на диване. Дан осторожно поглаживал меня по руке и прижимал к моему левому виску салфетку со льдом. Перепуганная Маринка, стиснув на груди мою гривну, собиралась снова плакать. Сбоку от телефона подошёл Артур.

— Тина, ты как? Сейчас будет врач.

— Убила? — Голос был сухой, царапающий гортань.

— Что? Ты не поднимайся, не двигайся. У тебя может быть сотрясение.

Напугал! Мои сотрясения можно в Книгу Гиннеса записывать.

— Я её убила?