Искусство проклинать (СИ)

Мне жалко Суламифь, она похожа на мою маму — смуглая, черноволосая, пухленькая, но я её не вижу: еле-еле добираюсь до какого-то бледного образа — круглые тонкие брови и совсем чёрные глаза с бахромой густых коротких ресниц — ни лица, ни волос, только глаза и голос отца, успокаивающий, волшебный: Не бойся, басурманочка, с девочкой всё в порядке. Её просто укачало. Теперь должен быть ответ: Сам успокойся, породистый, руки-то, ходуном ходят… Но ответа нет, потому что я забыла голос. А вода прибывает и, наконец, подхватывает меня, баюкает на поверхности. Мне не три года и не тринадцать, а почти на два десятка побольше и Док стоит в моей спальне у раскрытого окна.

— Духотища! Надо было хоть форточку открыть, Марина! Ей же кошмары снятся. Мечется по подушке… Ну, Тинатин, как у нас сегодня дела?

Маринка Дока недолюбливает, потому что тот не замечает её несравненной прелести и ему плевать на папу-аппаратчика. Ей не нравится, что я позволяю 'лекарю' называть себя иначе чем Тина (Никому нельзя, а этому — можно!). Кроме того, она плохо выспалась и у неё ничего не получилось. Девочка, милая, я здесь не причём. Как говорит Маго, с его востоковедческим образованием, 'судьба каждого человека висит у него на шее'. Я не могу водить её за верёвочку, это твоё дело…

— Таблетки не пила? Молодец… — Док подходит ближе. — Пальцев сколько?

— Два. Теперь четыре. Хватит, Док! Мне лучше. Я хочу в душ.

— Так сразу и в душ? — деланно удивляется он и, склонившись, вглядывается мне в лицо серыми прищуренными глазами: — А голова не кружится? Ну хорошо, упрямица, хорошо! Давай снимем повязку, потом новую сообразим. Я тебе тут изобрёл кое-что навроде корсета. Её можно будет просто туго застёгивать на суппатку…

Вид моих полуобнажённых внешних достоинств расстраивает Маринку ещё больше, но тут уж ничего не поделаешь — я такая, как есть. Я прикрываюсь одеялом и натягиваю халат.

— Надо бы подежурить, в душе-то, — ворчит Док. — Ты хоть дверь не закрывай, что ли… Рухнешь.

— Не рухну, не волнуйся. Буду зубами за воздух цепляться…

Голова всё-таки кружится, но я очень стараюсь идти бодро и ровно. Не хватает только растянуться при Маринке с Даном, да ещё из коридора слышится голос Маго. Он-то, надеюсь, здесь не ночевал…

После душа Маго увозит домой подавленную неудачей Маринку и мы садимся завтракать. Есть неохота, но я старательно пережёвываю горячую котлету. Маго привёз ещё сыр, зелень и фрукты. На сыр не хочется смотреть, но я всё равно надкусываю ломтик под бдительным взглядом Дока, а потом долго и старательно мусолю парниковый персик.

У Дана виноватый вид и аппетит ещё хуже моего. Представляю, как они поговорили… И чем ему малышка не по душе? Геронтофил несчастный… Док ест быстро, пьёт много кофе и перечисляет повреждения, которые получили мои вчерашние противницы.

— Да, ручка у тебя тяжёлая, Тинатин! Царская. Теперь с тобой и мужик побоится связываться.

Я чуть было не ляпнула, что доставалось и мужикам, но вовремя спохватилась.

— А что… мне не перепало, что ли? Куда теперь я теперь с таким фингалом? — зеркальце, стоящее рядом с заварочнным фарфоровым чайником, отражает половину моего лица, зловеще расписанную сине- багровыми разводами от корней волос до переносицы и ниже по щеке.

— Фингал это ничего, — успокаивает Док: — Примочки прикладывай. Недельку потерпишь…

— Недельку? Да ты с ума сошёл, Айболит мой сердечный! Новый Год на носу. А работа?

— А вот работа не волк, Тинатин, тебе же вся и останется. Ну, подумай сама, — Док переходит на убеждающий тон: Тебе и так и так хоть неделю отлежаться надо. Пока рёбра срастаться начнут.

— Ты же сказал: трещины.

— А трещины что, заклеены, что ли? — сердито рычит он. — Клеем Момент? Не злите меня, больная! Работа! С чего это вдруг такое прилежание? Бывали времена…

Времена бывали, но мне не хочется сейчас их вспоминать и я делаю каменное лицо. Док замолкает, а потом подкладывает мне на тарелку очищенный мандарин. Уходя, он обещает навещать меня по утрам и даёт Дану массу указаний по уходу за больной.

Я снова укладываюсь в постель, потому что рёбра всё-таки болят достаточно ощутимо и слышу, как Дан включает внизу воду для мытья посуды. Золото а не парень, да и только! Но думаю я об этом вяло, без особых эмоций. Разбираться с ним пока нет сил. Никогда не верила, что в споре рождается истина. Может, и рождается: в споре как лучше строить дом или делать экспертизу старинного серебра, но только не в человеческих отношениях. Тут у каждого своя истина. Сколько людей, столько истин, выкладывай свою и на этом заканчивай дискуссии. Каждый будет иметь в виду твоё мнение — и только. Он сделает всё по-своему. И самое главное: никто никого ни в чём не убедит…

Под вечер я налила себе ванну внизу и, отмахнувшись от Дана, закрылась на задвижку. Кажется, он принёс из кухни стул и уселся под дверью. В самом деле — дежурный. Ну и сиди, красавец, моргай ресницами. Вот ведь наказание! Я осмотрела свои синяки, осторожно помассировала рёбра обеими руками. Это успокаивало. В общем-то, ничего страшного, бывало и похуже…