Искусство проклинать (СИ)

Потом достала круглое зеркало из шкафчика и примостила его на край ванны. 'Свет мой зеркальце, скажи'… С этой синевой и опухшими бровями я особенно неотразима! Лицо героини — спасительницы Вселенной, пострадавшей за светлую идею, никак не меньше! Наградила же судьба физиономией!

Чего я только не делала, чтобы замаскировать досадные промахи природы-матушки. Перепробовала уйму косметики, сменила множество причёсок. Наконец, определилась с образом 'женщина-зима'. Пудра розовая, помада — тоже, бледная, с бежевым оттенком. Когда научилась сжимать рот, не закусывая, не надувая и не выпячивая губы, получилось очень даже ничего: спокойно и бестрепетно, без глупой нервозности.

С волосами возни было не меньше. 'Родной', вызывающе-пшеничный оттенок не укрощали никакие причёски и укладки, он 'кричал' о себе в любой стрижке и завивке, привлекая к себе внимание чуть ли не всех окрестных собак и ворон. Теперь я серо-платиновая блондинка и уже целую пятилетку ношу пристойное гладкое каре, которое иногда собираю в скромный хвостик и прикрываю шиньоном под 'дулю'. Без геля и при сильном ветре всё это прохладное великолепие может, конечно, превратиться в пышный веник древнеегипетской модницы, но я всегда начеку.

Долго не могла придумать, как притушить глаза. Никаких, конечно, подводок, туши — чуть-чуть. Всё портили брови и я их выщипала. Пропал 'роковой' чёрный излом и моё лицо приобрело то самое мягко-глуповатое величие средневековых матрон, безразлично презирающих людские страсти со старых полотен.

Изменить манеру говорить, жесты, походку, было, конечно, ещё трудней, но над этим я тоже неустанно тружусь до сих пор. Главное — наивная девочка, агрессивный подросток и стервозная секс-бомба канули в Лету. Вместо них появилась не первой юности, спокойная, элегантная дама средней привлекательности, примерная, хладнокровная и почти неуязвимая.

Бывает, что меня начинает глодать ностальгия по себе прошлой и тогда я уезжаю подальше на недельку-другую, влажу в открытый алый сарафан или шорты с майкой, распускаю волосы и дурю напропалую. Кажусь чуть ли не двадцатилетней, смеюсь, танцую, кокетничаю, завожу знакомства, кружу головы. Раза три даже замутила недолгие романы. Но покой всегда оказывается самым завидным удовольствием в моей жизни и я, 'нашалившись', снова возвращаюсь в любимый безопасный образ…

Дан вытерпел-таки моё уединение, даже взглядом не выдал обиды и тревоги. Молча расставил на столе посуду, подал кофе и… блины. Нет, в самом деле, блины! Золотисто-поджаристые, тоненькие, с кружевными узорами по краю.

Да ему просто цены нет! Я за свою длинную неправедную жизнь так и не научилась печь блины, а он — запросто. Может, он в Чечне вовсе не при штабе служил, а поваром на полевой кухне? За такие кулинарные изыски вполне можно получить повышение. Я бы и 'полковника' не пожалела…

— Дан, нам нужно поговорить — с неожиданным аппетитом откусывая свёрнутый блинчик, сочащийся растопленным маслом, начинаю я.

— Да, Тина, я слушаю. — Взгляд напряжённый с трепыханьем ресниц, но прямо в глаза.

— Маринка уехала расстроенная. Вы поссорились?

— Нет… насколько я помню. По крайней мере, я не сделал ничего такого, что наводило бы на мысль о ссоре — он запинается, но продолжает, не отводя глаз: И ничего — чтобы считать себя виноватым.

— И не считаешь? — быть строгой с набитым ртом не очень убедительно и удобно, но упрямства мне тоже не занимать. Оно у меня вроде второй натуры.

— Нет. Но… Если она решила… Тина, я никогда не давал ей повода думать, что…

— Что значит 'не давал повода'? Ходил в гости, водил в ресторан… Как будто ухаживал. Со стороны это выглядит именно так.

— Я просто вёл себя как положено. Вежливо, достаточно прилично. Делал услуги… вот и всё.

— А она решила, что из вас может получиться… пара. Ну, не знаю, как это назвать! Как вы, молодёжь, теперь называете свои отношения?

— Какие отношения? Я ни о чём таком с ней не говорил. Да и не думал даже. Какие между нами могут быть отношения!

— Что значит, 'ни о чём таком не говорили'? И особенно — 'не думал'! Обязательно нужно что-то говорить, чтобы она влюбилась в тебя по уши?

— Она всё неправильно поняла… Тина, пожалуйста, перестань, — его синий взгляд становится твёрже и уверенней: Зачем эти хождения вокруг да около? Ты же всё знаешь! И всё видишь.

— Что я вижу? Что я должна видеть, скажи на милость? То, что я старше тебя на целых десять лет?

— Не на десять. И какое значение имеет возраст? Моя мама была старше отца на двенадцать лет… О чём мы говорим, Тина? Я тебя люблю! Какое мне дело до твоего или моего возраста, до Маринки, до того, что обо всём этом можно подумать… Я просто люблю — и всё.

— Да ты же ещё совсем мальчик! Ты просто не соображаешь, что говоришь! — есть я уже не хочу и отбрасываю потерявший всю свою аппетитность кусочек теста на тарелку.

— Я не мальчик, Тина. И много чего повидал. Ты знаешь, что год в Чечне идёт за пять? А я там пробыл два года, да ещё почти год по госпиталям. Вот и посчитай, кто из нас старше.