Искусство проклинать (СИ)

— Есть даже красавица, вполне знойная в прошлом, сейчас заметно мумифицированная… Мара… Наверно, от Марины.

Ашот помолчал, потом повернулся к Дану: Ты их знаешь, Дан?

— Впервые видел всех, кроме Вилова. И как-то, мельком, его жену…

Дан отрывает глаза от дороги и несколько секунд, через зеркало, пристально смотрит Ашоту в глаза. Они отводят взгляды, а у меня создаётся впечатление, что эти двое только что, молча, обменялись мыслями, о чём-то договорились.

— Да, странное имя, — немного погодя произносит Ашот. — Все перешли на иноземные сокращения. Вокруг одни Филы, Максы и Алики. Тина, как ты думаешь, что лучше, Аш или Шот?

И я засмеялась. Я не умею сердиться на Ашота, даже если он чего-то вымудряет у меня за спиной. Или даже на глазах. Ни о чём плохом Ашот с Даном договориться не могут. И не только обо мне, а о чём угодно.

— Тебя бы лучше звать Свет, от 'Светлый' или Луч, от 'Лучший'.

Ашот смущённо умолкает. Он не любит, когда его так откровенно хвалят. А я вовсе и не хвалю, а всего-навсего констатирую факт. Кроме того, это моя маленькая месть. Спустя несколько минут, я принимаюсь за Дана

— А Дан — это, наверное, от Данилы. Нет, — Даниила. Или, ещё что-то?

— Ещё что-то… От Богдана — немного принуждённо отвечает на мой вопрос Дан. Ашот заинтересованно молчит: на его памяти, я могу 'докапывать' с таким ангельским видом только Витьку и мы, обычно, один другого стоим по части коварной изобретательности.

— Ну конечно, как я не догадалась: Богом данный… Церковное имя.

— Не церковное. Церковью оно не канонизировано. Просто маме очень хотелось, и она настояла. Я же вымоленный — Дан на мои провокации не поддаётся и являет собой полную покорность и послушание.

— А семейные имена у вас есть? Традиционные?

— Алексей, Гавриил.

— Алексей — это, кажется, — защитник. А Гавриил?

— То же самое, только с иврита. Божий воин. Божья оборона.

— Ясно — мне уже не хочется его донимать. Ангелом терпения, как в последнее время получается, будет выглядеть он он, а не я.

На самом деле, мне совершенно ничего не ясно. Ну разве только то, что Ашоту Хорс тоже не по душе. И то, что компания в Курятнике их с Даном насторожила. Они оба не хотят допускать Хорса до моей драгоценной особы и будут настойчиво претворять свои замыслы в жизнь. Остальное — полный мрак.

Лев Борисыч впереди делает прощальный сигнал и поворачивает к центру. Интересно, а они с Витькой, о чём говорят?

***

Маринка, что называется сорвалась с цепи — нагрубила клиенту, обругала Ашота и убежала наверх к Ленке. Витька отправился к клиенту налаживать отношения, а я погладила Ашота по плечу.

— Не бери в голову, Ашотик. Я это утрясу. Не обращай внимания, хорошо?

Он улыбнулся, кивнул. Но по его потемневшим глазам было видно, что разъярённая мелкая пакостница его все-таки задела.

Я поймала Маринку в обед. Ушла раньше из Пиццы и пошла к Ленке в маникюрный зал. Они сидели вдвоём в маленькой подсобке. Маринка уже успела пореветь и глаза у неё были красные. Увидев меня, она принялась безразлично рассматривать ногти, а Ленка заслонила её от меня с решительно-воинственным видом.

— Марина, нам нужно поговорить. Лена, выйди пожалуйста.

— Никуда я не пойду из своего зала. Это моё рабочее место, чего это я пойду? — голос Ленки ещё не повышенный, но уже готовый к обмену мнениями на высоких тонах, приобретает визгливые скандальные интонации.

Пропади ты пропадом, дрянь безмозглая! — думаю я про себя, сохраняя внешнюю невозмутимость: Тебе такой скандал в радость, у вас в маникюрном — это тонизирующая процедура, а у нас — мужчины. Ни один из них женских истерик годами не видит…

— Лена, выйди, прошу тебя! Если мы начнём разбираться у себя в мастерской, то получится ещё хуже. Разбираться всё равно придётся, так лучше уж, с глазу на глаз. Мы же все это понимаем, правда, Марина? — я сама мягкость и терпение. Мать Тереза меня бы поняла и благословила.

Маринка неохотно вскинула на меня глаза и процедила сквозь зубы: Лена, выйди.

— Я здесь, Марин, рядом. Ты зови, если что.

Да, ратная слава — великая сила. Они, что, думают, я драться собралась?

Маринке пришло в голову что-то подобное, потому что по её лицу пробежала ироническая гримаска.

— Марина, что случилось? Ты нагрубила клиенту, а Ашота вообще назвала юродивым. Как ты могла?

— Ну, так вот получилось! У меня настроения не было…

— У нас у всех бывает плохое настроение. Да, противный этот Устинов, ну и что? Позвала бы меня, я бы к нему вышла. А Ашот-то тебе что сделал? Как у тебя язык повернулся? Он же настоящий ангел!

— Ага, вы все ангелы. Ашот ангел, шеф ангел, Витька ангел… И ты ангел, а я плохая…

— Я не сказала, что ты плохая. И ни когда так не только не говорила, но и не думала. Просто нужно научиться управлять своими эмоциями. Представляешь себе, что начнётся в салоне, если мы все станем выливать друг на друга свои мелкие домашние неприятности?

— Ах, мелкие домашние! Мелкие домашние…Ты что, издеваешься? Да? Ну конечно, давай, повеселись! Смешай меня с грязью… Можешь даже ударить… Она заревела, размазывая тушь по щекам. — Бей, чего ты?