Искусство проклинать

- И чего тебе надо, Тайна? Хороший парниша, видный, из благородных. Плюнула бы на все свои высокие принципы, оттянулась бы по-людски. Даром же пропадаешь! -завёл Витька старую канитель.

- То есть как это даром? - я округляю глаза и укоризненно качаю головой, приговаривая томно, с придыханием героини-любовницы: А ты? Я же каждый день на тебя любуюсь, секс-символ ты наш! Вдохновляюсь. Ты же мой муз, Витя! Если бы не твой светлый образ, я бы молоточка в руке не удержала!

Витька мгновенно включается в игру, приосанивается и бросает взгляд в зеркало на стене, подходит к нему неспешной походкой модели на подиуме.

- Да-а-а! Красив, подлец! - в тон моим причитаниям, заявляет он своему отражению, затем круто разворачивается ко мне на каблуках: - Зачем тогда дежурный ходит? К Маринке, да?

- К какой Маринке, Витя! Ты и только ты!

Теперь и Ашот начинает смеяться, а Витька делает оскорблённо-обиженное лицо.

- Что за намёки, Тина Аркадьевна? Я, извините, честный порядочный мужчина, а не какой-нибудь...

- Витя, я знаю! Ты честный, образцовый мужчина. Образ, я же сказала! Образ для вдохновения, образ для подражания.

- Ах, так?! Ну что же... можно, - дурашливо задумывается Витька. - Ашот, ты тоже... можешь... подражать. Я разрешаю, - и делает милостивый знак рукой наподобие отпущения грехов.

Он снова подходит к зеркалу, подмигивает себе в нём и поёт высоким фальцетом: Никто меня не любит так, как я-я-я-я-!

Мы смеёмся все вместе, а потом Витька продолжает свою программу танцем 'маленького лебедя' под кассету Льва Борисыча и под конец падает передо мной на одно колено, протягивая кубок из мориона. Мы аплодируем, Ашот порывается сбегать за букетом для маэстро, но маэстро против.

- Букет от мужчины? Нет, нас неправильно поймут, Ашотик, прот-ц-ивный. Лучше тихое восхищение. Это будет так изыскано и волнительно... Ну, и как вам мой шедевр?

Мы разглядываем шедевр и восхищаемся уже по-настоящему. Трудиться так оперативно умеет только Витька. Кубок сделан бесподобно, точно, а главное - за один день. Наш Витёк - самый лучший резчик по камню, которого я знаю и мне приятно об этом сказать лишний раз. Я помню о слабом месте в заготовке мориона и пытаюсь отыскать на кубке, куда оно пришлось, но ничего не нахожу. Он довольно смеётся.

- Это здесь, Тина. Дай лапку... Теперь сама ищи...

Наконец мои пальцы смыкаются на одной из граней...

- А теперь рядом попробуй, - советует Витька. - Она тоньше. Чувствуешь?

- Так ты просто уплотнил эту грань?

- Да, на два миллиметра. Но края сверху одинаковые, поэтому не видно.

- Значит, трещины не будет?

- Нет, если не бить весь кубок с размаху об пол. При ударе разлом начнётся именно с этого места, но ведь тогда-то, уже неважно. Тогда весь кубок разлетится вдребезги.

- Да, Витёк, - исследуя после меня "хитрую" грань, делает заключение Ашот. - Никто тебя не любит, так как ты. И оценить не в силах. Шеф мало запросил.

- Даже если бы больше - всё равно мало, - вздыхает Витька. - Знали бы вы, как он мне тяжело дался, этот кубок! Как будто кто-то в локоть толкал... Ну не идёт - и всё! Я на эту работу все свои любимые слова сказал. Каждое - по много раз. Слушай, Тина, а зачем Вилову эти чёртовы кубки? Он что, пунш собирается в своей вазе варить, а потом распивать из этих кубков?

- Вдвоём, что ли? - усмехаюсь я, чувствуя, как снова начинаю потихоньку наливаться тоскливым ощущением этого серого непогожего дня. - Пунш пьют в большой тёплой компании и все вместе, а не по очереди.

- Да знаю я... Не нравится мне что-то, вся эта хренотень, я из-за него я чуть без пальцев остался. Верите, с утра раз десять порезался... Вот.

Он демонстрирует нам свои измазанные йодом пальцы в заплатках лейкопластыря и настроение почему-то снова падает ниже нулевой отметки. У Ашота совсем безрадостный вид, а для него это большая редкость. Обычно он хорошо собой владеет.

- Бюллетень бы такому клиенту подкинуть, - мечтательно добавляет Витька. - А как хотелось душой отдохнуть...

Тренькнул звонок и Дан вошёл в салон, стряхивая с рукавов дождевые капли.

- Вот они, легки на помине. И двух часов не прошло, - тихо бормочет Витька. - Бедняга, зря ты ходишь. Зря! Ничего тебе не обломится!

- Витя, заткнись пожалуйста, - понизив голос почти до шёпота, прошу я. - Не каркай!

- А я и не каркаю вовсе. Я крякаю: кря-кря, зря-зря.

Ашот всё-таки улыбается и, отставив на полку крошечный перламутровый кораблик с бирюзой, идёт за чайником.

Вблизи Дан выглядит не самым лучшим образом. Лицо осунулось, губы запеклись, под глазами - глубокие тени.

- Вот, решил зайти, посмотреть, как вы здесь - говорит он, окидывая нас взглядом.

- Мы здесь помаленьку. А вот ты, кажется, нездоров. Что, загрипповал?

- Нет, просто расклеился немного. К дождю ломает, что ли...

- К морозу. Снежно-талому и омерзительно южному - угрюмо предрекаю я.

- Что? Ты о чём, Тина?

- Я говорю, что тебя ломает к морозу. Скоро будут заморозки. Ты кофе будешь?

- Лучше чай. Так ты сводку слушала?

- У меня свои сводки. Садись поближе к батарее, а то синий весь. Куртку давай.