- Не знаю... Странное чувство. Так значит, всё в порядке? - он слегка касается моего запястья, отнимает руку и улыбается.
- Конечно, работа идёт. Я подготовила твой крест к вставке камня. А ты не хочешь, всё же, посмотреть? Почему? Отметил бы неточности, поправил. Можно даже по эскизам, если спешишь.
- Неточности - это не так важно. Главное - крест цел, ты его отремонтируешь. Остальное - уже детали.
- Ничего себе, неважно! Дан, ты соображаешь, что говоришь? Он - историческая ценность, этот крестик! Не говоря уже о его художественных достоинствах. Как же можно... Ну ты и сказал! Он хоть зарегистрирован где-нибудь как твоя собственность?
- Как собственность семьи. Он зарегистрирован как частная собственность в анналах русской православной церкви. Только фамилия владельцев широко не рекламируется.
- Понятно. Вы его нигде не выставляли?
- Никогда. Это же сугубо интимная вещь, как душа... Это особый крест!
Ага, а мальчик-то, начинает волноваться! Интимная, так интимная. И хорошо, что нигде не светился, так спокойнее, по крайней мере - мне. Неприятностей не будет. Всё чисто и он не врёт. А волнуется, потому что я ему мораль прочитала. Или... почему?
- Скажи, Дан, ты знаешь старославянский?
- Язык? В совершенстве, конечно, нет. Читаю, разбираю, догадываюсь.
- Читаешь? Ну и молодец! Завидно даже... Ты, наверное, по церковной литературе учил? Скучновато...
- По духовной. Совсем не скучно, если знать о чём читаешь.
- Так ты истовый верующий? Самый что ни на есть?
- Истовые в монастырях поклоны бьют. Я - обыкновенный. А ты совсем неверующая, Тина?
- Я - сомневающаяся. Агностик, так это, кажется, называется. То верю, то обижаюсь. Но убеждённой атеисткой меня, в общем-то, тоже не назовёшь.
Дан смотрит на меня внимательно и долго, без улыбки. Ну и глаза! Где-то я уже видела такой взгляд. Как бы, не там же, в культовом искусстве. Если мальчик, всё-таки альфонс, его карьера будет блестящей и очень плодотворной.
- А что тебя интересует, Тина? Ну, из старославянского?
- Мне попалось слово... Знаешь, моё высшее образовательное хромает на обе ноги. Вот и старославянский тоже, кое-как.
- Ты учила старославянский? Где? Зачем?
Я делаю вид, что слегка задета его удивлением: Не учила. Только разбирала первоисточники, в которых упоминается ювелирное дело.
- Ясно. И какое слово тебе попалось?
- Хорс.
- Хорс? А где тебе могло попасться слово Хорс? Это имя?
- Слово, имя, название, какая разница... Может оно и не старославянское, но что-то такое мелькает в уме, а я никак не выловлю - я начинаю выходить из себя, старательно сохраняя благожелательное выражение лица.
- И что, в ювелирном деле есть слово Хорс?
Всё-таки, он меня достал! Надо же! Даже не думала, что так скоро на него разозлюсь! Обычно это я таких загадочных красавчиков довожу до тихой истерики. Далее следует: прости-прощай, любовь не получилась, не поминай лихом.
- Нет, я не уверена, что в ювелирном деле есть слово Хорс, - помедлив, подчёркнуто спокойно выговариваю я, старательно растягивая слова и выравнивая интонации: И не уверена, что это старославянское слово. И особенно не уверена в том, что этот вопрос меня очень интересует. Так что не будем об этом больше говорить. Ты будешь смотреть выполненную работу?
Я совсем добрая, спокойная и обходительная. Всё хорошо. Я ни на кого не злюсь. Мне уже за тридцать, я умная и сдержанная женщина, доброжелательно разговаривающая со своим клиентом.
Клиент моргает пушистыми ресницами, немного бледнеет, смотрит минуты две в моё приветливое лицо и соглашается.
Эскизы он посмотрел, похвалил, не нашёл явных неточностей. Даже кое-что подправил в чертеже, очень умело и уверенно, а потом через Маринку пригласил меня вечером в Поплавок. Иностранцы и там бывают. Но я искренне и с застенчивой лаской в голосе заявила юной прожигательнице жизни, что накануне критических дней чувствую себя усталой, угнетённой и вспыльчивой. И отправилась домой в сопровождении кожаных мальчиков, не дожидаясь, когда 'минутка' Дана подойдёт к концу.
В выходные я вообще никуда не выходила. Сидела дома и работала, а в перерывах спала. 'Прогуливалась' в райке - на собственной лестничной площадке между первым и вторым этажом. От общего с конторой Семенова подъезда меня отделяет дверь на первом этаже, поэтому площадка на повороте лестницы тоже моя. Выходящий на неё чёрный ход надёжно заложен засовом, тамбур переоборудован в чулан, а перед окном-эркером ещё места на целую комнату. У меня здесь уже трёхлетний зимний сад с лианами, пальмами, цветочными ящиками и набором садовой мебели из белого пластика.
Кормила меня Галия. Она домработница сразу у трёх хозяев в губернаторском и уборщица у Семенова. Муж Галии православный армянин, она азербайджанка и семье с четырьмя детьми пришлось несладко в Баку во время религиозных распрей. Они попали между двух огней и натерпелись лиха, пока не перебрались в Россию, потеряв работу, дом с садом-кормильцем, родных, друзей и здоровье.