Уже собираясь домой, соскабливая мелкие серые пятнышки подсохшей грязи с рукава кожаного плаща, я поинтересовалась: Марина, что это за новое увлечение у Лены? Она что, опять нашла себе секту по душе? И что же на этот раз? Баптисты уже были. Значит, адвентисты? Или какие-нибудь свидетели Иеговы?
- Сатанисты... - Маринка подкрашивала губы и слово вышло не совсем разборчиво - сэт-ни-эсты.
Помада у неё была нового тёмного оттенка: лилово-серая, с перламутровым блеском. Она неважно сочеталась с зелёными стрелками подводки и всем Маринкиным лицом, но говорить об этом я не стала: не стоит обострять наш с ней и без того хрупкий мир.
- Сатанисты? Что, у нас уже и сатанисты объявились? Да-а-а... Демократия, она - сила! А Леночка - великий конспиратор... Только как-то нелогично это всё: православие, баптисты, сатанисты. А дальше что?
- Староверка... - выразительно подкатив на меня глаза, уже более внятно произнесла Маринка, плотно смыкая губы, чтобы разровнять их окраску.
- В такой вот, оригинальной последовательности? А почему не сразу: из православия - в староверы? Наверно, ей скучно показалось, без разнообразия?
- Да нет, она с детства была староверка, а не православная... А что, разнообразие это преступление, да? - Маринка с небрежным вызовом уставилась мне в лицо, осторожно завинчивая тюбик.
- Поиски разнообразия в любви - признак бессилия.
- Да? И кто же это сказал? Чарльз Диккенс? - Улыбка у неё была насмешливая, но хорошо, что хоть такая появилась. В обрамлении серо - фиолетового рта её зубы показались мне слишком неровными и даже слегка хищными. Определённо, не её тон. Может, ей об этом мать скажет... Раньше девочка ко мне пислушивалась, но теперь, возможно, сделает всё с точностью до наоборот. Не моё это теперь дело.
- Бальзак. И, думаю, он имел в виду не только любовь. Хотя и любовь в первую очередь. Говорят же: Бог есть любовь.
- Так любовь к Богу что ли? Ты у нас такая примерная христианка, Тина?
- Нет, христианка я, наверное, посредственная. Но... как бы это сказать... Родители, родина, вероисповедание - это незыблемо, понимаешь? Это то, что ты получаешь... родившись, раз и навсегда... Ну, почти как способность ходить и дышать. Каждый человек должен под это равняться, если он хочет себя уважать.
- А как же тогда всякие усыновления-удочерения? Или, например, гражданство? А ты знаешь, что Ричард Гир сознательно стал буддистом? Это что, тоже признак бессилия?
- Возможно. Я же не знаю Ричарда Гира как человека. Но для того, чтобы сделать какой-нибудь выбор, нужно иметь то, от чего отказываешься в его пользу.
- Слабый Ричард Гир! Ха-ха, подумать только! Да на него стоит лишь разок посмотреть и сразу всё ясно. Красавец, умник, талантлив, как... лапочка!
Одновременное увлечение чудесным парнем, по счастливой случайности встретившимся ей в реальной жизни, и сладким киношным красавчиком - это, наверное, в обычаях современной девушки... Эх, показать бы тебе одного лапочку, милая! Красавца-спортсмена, подающего надежды физика-ядерщика и всеобщего любимца. За три года нашей семейной жизни он ни разу не убрал за собой со стола в раковину ни одной грязной тарелки и упорно не желал знать, где лежат его носки. Он был силён и прекрасен в чужих постелях, а дома стремился к роли старшего ребёнка, нервного, ранимого и каверзного как содержанка...
- Если Бог един, то какая разница, как ему молиться, - продолжала Маринка: - по-христиански, по-мусульмански...это, ведь, всё равно. Я, например, вообще не крещёная, а живу. И, вроде, не хуже других... - Она по-детски откровенно и самодовольно полюбовалась собой в зеркальце: Даже лучше некоторых...
- Что, совсем не крестили? Я понимаю, конечно: отец при чинах и всё такое, но твоя мама могла бы потихоньку отвезти тебя в поселковую церковь, например. Да и времена переменились...
- А зачем? Что бы мне от этого прибавилось? - Ещё один любовный взгляд себе неповторимой: А знаешь, Тина, ведь Санёк теперь за Ленкой как привязанный ходит. Приворожила она его...
Мне не нравятся мечтательные нотки в её голосе и глаза, устремлённые уже сквозь зеркало в заманчивое "никуда". Я выдерживаю паузу и незаметно перевожу дух, прежде чем заговорить.
- Надолго ли, Марина! Всё-таки сатанизм - это слишком. Даже для того, чтобы окрутить какого-то никчёмного Санька. Ничего стабильного твоя Ленка, конечно, не добьётся, зато грязи хлебнёт немало...
- Почему грязи? Обязательно грязи - голос у неё становится капризным и чуть-чуть склочным. Ленкино влияние уже начинает себя показывать не лучшим образом: Маринка зря времени не теряла и основательно подучилась у подружки по части интонаций...
Но не это сейчас занимает меня в первую очередь. Я вдруг вспомнила непристойную кассету, подкинутую в мой почтовый ящик. На ней около двадцати участников диких сексуальных игрищ и некоторые из тел очень молодые. Чьи-то дети, братья и сёстры, знакомые и друзья...