Искусство проклинать

- Скажи, Тина, пожалуйста! Я знаю, о чём ты сейчас подумала. Ты не собираешься отдавать себя всю, потому что не хочешь потом пережить предательства того, кому доверилась. Но я не требую тебя всю и я не предатель. Я весь твой, весь, без остатка! Я просто хочу забрать это из тебя. Разделить. Ты скажешь это и отдашь из себя лишнюю боль... Нельзя всё время носить всё в себе, поверь, я знаю. Просто скажи, и всё. Это же будет горькая, но простая выдача информации, а не ты сама, не твоё 'я'.

Я принуждаю себя вздохнуть ровно и медленно: Дан, в их смерти не было ничего необычного или криминального. Обыкновенный взрыв бытового газа у соседей через кухню. Неисправный газовый баллон и общая тонкая стенка. Её проломило металлическими осколками. Маму убило на месте, а отец пытался вынести её из квартиры. Но дом, деревянный и старый, загорелся сразу. Погибли все, кто в нём тогда находился, шесть человек. Дети были в пионерских лагерях и на дачах, кто-то - на работе, несмотря на субботу. Два подъезда из шести квартир и магазинчик - галантерея на первом этаже сгорели дотла. Духи и лосьоны хорошо горят...

- И ты больше никогда не видела их...- сердце Дана стучит уже в его горле и отдаётся в моих глазах, которые он покрывает тёплыми короткими поцелуями: Миленькая моя, дорогая! Моя самая лучшая! Это уже прошло...Ты не можешь забыть этого, но ты должна помнить, что это уже прошло.

Наверное, он хочет сказать про Костика и боится. Я прижимаюсь лбом к его влажным губам и возражаю: Я их видела! Видела, потому что прибежала из соседнего двора, когда доставали тела. Их, по счастливой случайности, заливало из лопнувшего водопровода и они не обгорели до конца. Я видела их лица в гробу, но... я их забыла. Я всегда забываю такое...

Больше я не могу об этом говорить, и Дан снова подхватывает моё настроение. Он бережно перемещается и перетягивает меня к себе на руки. Я слышу лишь один короткий болезненный вдох, с остальными он справляется спокойней. Сворачиваюсь клубком у него на груди и приказываю себе больше не думать о своих кошмарах...

Спустя несколько минут он начинает новый разговор: Ты спрашивала про бабушку...

- Да, про бабушку. Ты стал жить с ней?

- Мы с ней часто виделись, но вместе почти не жили. Военное училище, армия...

- Как она тебе 'привязала' душу, расскажи.

- Баба Саня у нас очень своеобразная женщина, романтичная и жизнелюбивая. Энергия в ней всегда била через край. В своё время она много внимания уделяла народной медицине, заговорам, молитвам... Она этнограф по специальности, много работала для исследований в области народного обрядового творчества. С научной точки зрения всё это клад, с точки зрения церкви...

- Ересь и белая магия - подхватываю я новую тему, чтобы окончательно погрузиться в неё.

- Тина, не бывает белой магии, так же, как и чёрной, впрочем. Есть молитвы, которые помогают страждущим, а всё остальное...

- Колдовство. Бог не простит.

- Не думаю, что Бог так же нетерпим, как мы. В конце концов, церковь - это тоже люди, а людям свойственно ошибаться, чаще, чем они об этом догадываются. Но я уверен, что меня охраняет Божья сила, а не наговоры и причёты.

- Как это было, расскажи? Она тебя чем-то поила, заставляла повторять заветные слова?

- Искупала в травах, обнесла свечами, положила спать на сеновале и где-то ходила целую ночь. Я слушался и не спорил - один ведь у неё остался... Свет в окошке! Утром она мне сказала: Я привязала твою душу к телу крепко-накрепко, и она не покинет тебя до самой последней возможности, 'до края'. В самой безнадёжной ситуации она тебя удержит на земле.

- Значит, это помогло. Ты же и выжил!

- Да, выжил. Но я предпочитаю верить, что это были охранные молитвы. И Алексо.

- Знаешь, Дан, а ведь я 'ведьмочка'. У нас была соседка, тётя Нюра, её считали ведьмой. Она лечила, гадала, привораживала. К ней шли, хотя она была довольно неприветливой. А меня она очень любила. Называла 'ведьмочкой' и 'киской', тоже купала в травах, у неё банька была крошечная, в двух шагах от дома. Она меня часто целовала, возилась со мной. Говорила про какой-то дар... Я плохо помню, это было давно. Мама на неё сердилась, но против такой преданности устоять не могла. Тётя Нюра умерла ещё до пожара.

- Похожее у нас детство.

- Значит, я тоже заговорённая. Вот ведь как! Не всё тебе одному!

- Ты отмоленная, Тина. Крепко отмоленная... И надеюсь, что на всю жизнь.

- Как это отмоленная? - я отрываюсь от его удивительных, просто - вселенских губ и заглядываю в глаза: Это что, ты меня отмолил? Здорово... Нет, правда, здорово...

- Так надо, Тина, не сердись. Что плохого в том, что я постарался оградить тебя от зла? Разве это плохо, что я позаботился о безопасности дорогого мне человека?

- А что, есть необходимость заботиться о моей безопасности? В чём дело, Дан? О каком зле ты говоришь? Скажи мне, кто такой Хорс?

- Хорс - глава сатанистов в вашем городе -неохотно признаётся Дан: И он тобой заинтересовался, это видно невооружённым глазом. Мне это очень не нравится, Тина!