И мы сели играть в карты на 'американку'. Я очень хорошо умею играть в карты, потому, что в детдоме высоко ценилось мастерство незаметно мошенничать. Поэтому я всё время выигрывала, и заставляла их петь, танцевать, изображать умирающего лебедя, работающий многоцилиндровый мотор или мотылька в брачный период. Потом внизу подъехал Васо и я отдала им приказание выпросить у него кусочек хлеба с солью, без всякого хихиканья и объяснений. Немного погодя прибыл Васо с женой, моим любимым вином и корзиной куриных деликатесов. Мы хорошо подурили впятером и отправили Дока спать только в два часа. Пересменка у него в восемь, времени на сон должно хватить.
Когда компания разошлась, за окнами пошёл снег. Долгожданный, настоящий пушистый снег. Через стёкла спальни, как в киношной новогодней сказке, была хорошо видна сиренево-белая площадь, освещаемая старинными фигурными фонарями, которую ещё не успели затоптать пешеходы. Запорошенные ели и сосны в сквере возле Бытсервиса, украшенного по окнам разноцветными огоньками, стояли тихо и торжественно. В ночной тишине, поблёскивая в фонарном свете отдельными снежинками, кружились белоснежные хлопья. Не часто видимые в черте города с такой чёткостью звёзды подрагивали в чернильно-синем небе.
Я замерла перед раздвинутыми шторами. Дан подошёл и обнял меня со спины, вдыхая вкусно пахнущий озоном морозный воздух. Я мягко откинулась ему на грудь.
- Дан, давай форточку оставим открытой, чтобы ночью пахло снегом. Ты не замёрзнешь? Нужно только достать из шкафа одеяло на гагачьем пуху. Оно предназначено, как раз, для подобных случаев.
- Нет, я люблю снег...
Он лёг на спину, привлекая меня головой к груди, и его сердце забилось близко-близко, возле моего виска. Он был такой тёплый, надёжный и милый, что мне снова захотелось укусить его в безотчётном порыве признательности и желания верить.
- Ты ведь не очень мной тяготишься, Тина? - вдруг спросил Дан, когда я поудобней умостилась под одеялом, поплотней заворачивая в него ноги.
- Нет, с чего ты взял? Почему ты вообще задаёшь мне такой странный вопрос?- я в который раз поразилась его свойству затрагивать тему, сопутствующую моим мыслям.
- Мне кажется, я иногда вижу в твоих глазах... ответ на него - неохотно признался он: Не слишком обнадёживающий. Я знаю, что когда-нибудь тебе надоем. Я хочу только отодвинуть этот миг подальше.
- Ты не можешь надоесть, Дан, это не твой профиль. Тут совсем другое... - я просто не могу внятно объяснить ему, как устала от обманов и обид.
- Эти несчастные несколько лет разницы? Но ведь это мелочь, Тина. Наверно, я не слишком удачное приобретение, но ведь я весь твой: телом, сердцем, даже душой.
- Почему 'даже душой', Дан? Это самое важное?
- Наша душа нам не принадлежит. Душа - это богово... Я могу обогащать или опустошать её, извалять в грязи, заплевать, или беречь и лелеять в чистоте, - она всё равно мне не принадлежит. Бог вдыхает её при рождении в каждое мыслящее существо и забирает к себе после его смерти.
- Ты не можешь опошлять, опустошать и валять в грязи свою душу, не такой ты человек, Дан! И я не могу претендовать на твою душу, раз она тебе не принадлежит.
- Она же 'привязанная', ты забыла? И она - твоя, вся без остатка - он зарывается носом в мои волосы и я уже с трудом продолжаю разговор, думая о том, как опьяняюше пахнет он сам.
- Наверно, это неправильно - отдавать кому-то душу. Я ведь тоже могу её заплевать и извалять в грязи.
- И ты не можешь, Тина. Ты тоже не такой человек. Как же нам теперь быть, Тина? Сейчас я, кажется, совсем не могу уйти... Я знаю, что жить, ходить по земле, просто двигаться и даже дышать без тебя, для меня невозможно. Что мне делать?
- А почему нужно срочно что-то делать, Дан? Мы что, ссоримся или недовольны друг другом? Мы сейчас вместе и нас это устраивает, нам нравится быть вместе. Всё идёт хорошо. Я тебя не прогоняю. Я, как и ты, жду будущего и надеюсь, что оно будет удачным. Мы не знаем, как всё обернётся! А жизнь впереди ещё длинная.
Дан протяжно "вдыхает меня" и я улыбаюсь в благоухающее его мужеством крепкое плечо. Медленно и настойчиво укладываю колено на впалый твёрдый живот... Он бережно-властным, сводящим с ума движением, втягивает меня на своё тело и я охватываю его бедрами, покусывая за жёсткий горьковатый сосок...
Он уснул, утомлённый и счастливый, с моей головой на плече, а потом я, отодвинувшись, долго смотрела на него в полумраке белого снегопада за окном, как заклинание повторяя про себя: Мы не знаем, как всё обернётся. А жизнь впереди ещё длинная.
У него не было впереди длинной жизни. По крайней мере, жизни - у него уже почти не было...
Глава 16