- Док принёс, я попросила. И молитвенник, и икону. А свечек - десятка два. Как проснусь - зажигаю и сижу. Молюсь.
- Это хорошо, молись... Да, я же тебе вещи привезла, и еду, в машине забыла.
- Ой, Тина! Ты меня задарила совсем. Так неудобно...
- Чего неудобного? У тебя же нет ничего. Вместе пойдём, или одна сбегаешь? Светло ещё.
- Сбегаю. Конечно, сбегаю. Ещё не стемнело...
- Ну, вот тебе ключ. На пассажирском сиденье два пакета, осторожней неси: там, в большом, - рыба и блинчики, не рассыпь.
Она, с готовностью, хлопнув дверью, побежала из каморки, и мне это понравилось. Несмотря на страх, здравый смысл и храбрость у неё есть, да и желание действовать не пропало. Я вынула Алексо, и запечатала в её комнатке окно, дверь, стены. Вышла в дежурку, и там сделала то же самое, прошла в кабинет Дока, и повторила всё снова, потом прошла коридор до люка на чердак, и назад, до самой лестницы.
Я уже разбиралась в разученных молитвах, и прочитала Охранную обители и обитателям, после них - Укрепляющую святой дух...В процедурном кабинете слышался шум и в него я не стала заходить, в операционную - тоже, только наложила печать на двери. Вход на станцию переливания крови был уже заперт: рабочий день закончился. Окна можно защитить снаружи, а дверь запечатаю... Здесь, конечно, нужны регулярные меры: кто только не бывает за день...
На ум пришли слова Пограничной, но её нельзя произносить вслух без веской причины. В уме она всё время есть, но тут уж ничего не поделаешь. Про себя можно, вслух - нельзя. Я успела дойти до вестибюля, и встретила Зойку.
- Тина, ты решила встретить? Не стоило беспокоиться... Спасибо.
Боялась всё-таки. Боялась, но пошла. Правильно говорят, что за двух небитых одного битого дают. Я бы троих не пожалела.
- Я тоже тебе тут всё 'посвятила', по-своему.
Теперь мне тебя жалко, девочка! Жалко, потому, что ты мне понадобишься. Вдвоём с Бабой Саней мы не потянем эту чёртову репку, даже с Даном. Три женщины - это всего три женщины, но ведь, не две...
- Тина, ну что ты... Я же просила тебя не тратиться.
Ей приятно, что новая куртка выбрана с заботой и тщательностью, но, в самом деле, неудобно.
- Надень, хорошо? Угадала, всё в самый раз. Там ещё сапожки, прикинь.
- Тина! Я с тобой не расплачусь.
- А мне и не надо. Это мне в радость. Знаешь, Зойка, если бы я была миллионером, то покупала бы сапожки каждой женщине... - не удерживаюсь я от комментария.
- Каждой? А почему сапожки? Не пальто, не платье, а именно сапожки?
- Не знаю. Пунктик такой. Как увижу на женских ногах потрёпанную обувь - весь белый свет ненавижу. За что - не знаю.
Зойка задумчиво смотрит мне в лицо, а я начинаю с опозданием ругать себя за дурь и сантименты вслух. Она смущается, снова ставит чайник на плитку в углу.
- Ты бы тогда не была миллионером, Тина. Ты бы разорилась на сапожках... Ой, здесь ещё кофе, пиво... Тина, ну зачем?
- Кофе Доку будешь заваривать - это его любимый. Варить здесь некогда, да и неудобно, а заваривать - это самый подходящий сорт. Пиво тоже ему. Может, ты захочешь...
- Не захочу! Добра-то.
Это правда, и Док подтвердил: спиртного Зойка не любит. При такой профессии, да ещё при матери-алкоголичке, она терпеть не может горячительных напитков, и всегда страдала с похмелья, когда приходилось 'по долгу службы' пить, а то и перепивать.
- Нет - так нет, Доку больше останется. Зато шоколад тебе, и фрукты тоже. Ешь, поправляйся. А то ты выглядишь ещё хуже, чем я, задёрганная вся.
- Ещё бы не хуже. Мне до тебя, как до Китая... ползком.
- Ага, какие-нибудь лет пять -десять... Нашла образец. Правда, что Китай...
- Тина, ты не спорь! Ты не понимаешь... Если бы ты себя видела там! Я за всю свою жизнь никого красивее не видела. Не успеваю за машиной, бегу, бегу. Думаю: вдруг там такое же сидит... А там ты... аж глаза слепит, вся белая, волосы растрепались, глаза такие... и лицо... и светишься вся! Прямо - смотреть больно. Как звезда!
- Да, звезда... Афина Воительница... Болтаешь ты много, Зойка, вот что. Глупости городишь. Не люблю я этого.
- А что ты вообще любишь, самодержица? Командуй у себя в Изумруде на здоровье, а мне нечего тут кадры распугивать! Девчонка к ней со всем восхищением...
Док пытался шутить, но его голос выдавал такую усталость, что 'рухнуть' захотелось мне.
- Выглядишь ты совсем паршивенько, Айболит. Глаза красные, голос как наждачкой пошкурили. Что, так тяжко? Устал?
- Как папа Карло... Этот город сбесился! Все бьются, режутся, колются и стреляются. Я уже сто лет не видел простого фурункула на заднице или какого-нибудь вульгарного перелома пальцев после соседской драчки. Сплошные раны - резаные, рваные, рвано-разможженые, вырванные.
- Брось всё, и отоспись. Найди себе подмену.
- А левых куда? Митрофану?
При этом имени, ежедневно лелеемом моей ненавистью, я незаметно, как мне кажется, вздрагиваю всем телом.
- А у тебя как дела, Тинатин? На вид ты чуть получше.
- Получше, получше, и не 'чуть'! Ничего не болит, сплю нормально, ем регулярно. Пульс дать послушать?
- А нервы как? Дёргаешься чего?