Искусство провокации: как толкали на преступления, пьянствовали и оправдывали разврат в британии эпохи возрождения

Так насколько же часто оскорбление соседей приводило к проблемам? С какой вероятностью слова вроде «whore» или «knave» заканчивались судебным иском? Редко ли слышались эти слова на улице, или же звуковой пейзаж Британии эпохи Возрождения просто звенел от сквернословия? Сказать по правде, мы даже не представляем. Лора Гоуинг обнаружила 2224 дела о диффамации, которые слушались в судах Лондона и его окрестностей в 1572–1640 годах. В городе с 100-тысячным населением, получается, стабильно слушалось около 30–40 таких дел в год. Затем Гоуинг исследовала архивы Чичестера в тот же период и получила похожие цифры. Слова, достаточно оскорбительные, чтобы спровоцировать судебный иск и произнесенные при достаточном количестве свидетелей, которые могли подтвердить это в зале суда, явно были в Британии эпохи Возрождения не редкостью. А это, скорее всего, лишь очень малая часть целого. Судебные дела стоили денег – от 1 до 10 фунтов, – а учитывая, что поденный работник зарабатывал лишь 8 пенсов в день, многие просто не могли себе этого позволить. Более того, средства должен был изыскивать именно оскорбленный. Так что если жертва ваших ругательств – бедняк, он практически ничего не мог сделать: вы могли оскорблять его безнаказанно, по крайней мере с юридической точки зрения. Кроме того, чтобы довести дело до суда, требовалось время, настойчивость и связи (по крайней мере местные). Нужно было собрать свидетелей, убедить их дать показания, а сами судебные заседания зачастую бывали долгими и запутанными. Наконец, не всем хотелось публично признавать, что их оскорбили. Так что нужно сделать вывод, что судебные иски составляют лишь очень малую часть айсберга. Даже богатые люди часто предпочитали просто отмахнуться от ваших слов, особенно если вы женщина.

Согласно более приземленной литературе того времени, например балладе о природе женского пола «Школа женщин», опубликованной в 1541 году Эдвардом Госинхиллом:

От злобы так прогнили их сердца,
Что для мужчины – редкое событие
Одно хоть слово доброе услышать
От них за целый год.

Голоса элиты, например священника-пуританина Джона Бринслея в 1645 году, полностью соглашались с этой оценкой. Согласно его проповедям, женщины «естественно более склонны к тому, чтобы быть обманутыми или введенными в заблуждение». Женщины слабы умом, постоянно ошибаются и склонны к мелочной злобе, так что к ним не нужно относиться слишком серьезно. Для мужчины, в частности, отмахнуться от гневных слов женщины часто будет не только самым дешевым, но и сравнительно простым вариантом, который еще и позволит ему посмеяться вместе с другими мужчинами над несовершенством женщин, которым уж точно не стоит доверять. Суды относились к словам женщин примерно с таким же скептицизмом: мужчинам-свидетелям, ответчикам и истцам задавали в первую очередь вопросы об их финансовой независимости (ее отсутствие открывало широкие возможности для взяток и запугивания), а вот женщин спрашивали, способны ли они понять судебные клятвы, говорить правду и сохранять «честность» в сексуальных отношениях.

Еще, конечно, бывали и чуть более мягкие степени оскорбления, недостаточно серьезные, чтобы обратиться из-за них в суд. Как ни парадоксально, именно благодаря судебным делам мы иногда узнаем о попытках добиться такого баланса: сказать что-то достаточно оскорбительное, чтобы жертве стало обидно, но при этом избежать слов и фраз, за которые в самом деле можно попасть под суд. «I am a better woman than Mrs Dugress. I never showed my arse in an alehouse, nor pawned my muff for drink» («Я – женщина получше, чем миссис Дагрис. Я-то никогда не показывала своей жопы в пивнушках и не сдавала свою муфту за бухло» – «muff» в данном случае означает «влагалище»). К сожалению для этой прихожанки, уловка не удалась; да, она, конечно, использовала эвфемизм вместо слова «шлюха», но описание получилось слишком уж картинным.

Если на вас все-таки подавали в суд за оскорбление, это был еще не конец света. Примерно три четверти дел не доходили до конца; большинство из них регулировались до суда в частном порядке. Часто целью судебного иска было как раз подобное урегулирование, при котором клеветник публично отрекался от своих слов и извинялся. Если дело действительно заканчивалось официальным приговором, наказание тоже заключалось в извинениях, а также в публичных ритуалах позора. Клеветника могли, например, заставить одеться в белую простыню, прийти в церковь и встать перед всем приходом, чтобы все показывали на него пальцами, цыкали и смеялись, или же принести очень специфические извинения, иногда зачитывая или повторяя слова, написанные судом. Кроме того, с него могли потребовать денежной компенсации в адрес оклеветанного или оплаты судебных издержек.