— Ты чувствуешь, что у тебя есть причина для страха? — спросил он и остановился, чтобы рассмотреть меня.
Тон его голоса и то, как он поднял брови, создавали впечатление, будто он подозревает, что я о чем-то умалчиваю. Очевидно было, что он искал случая разоблачить меня.
— Твоя настойчивость меня удивляет, — сказал я. — Мне кажется, что ты, а не я, и есть тот, кто что-то прячет в своем рукаве.
— Кое-что в моем рукаве имеется, — согласился он и усмехнулся. — Но не в этом дело. Дело в том, что в этом городе есть нечто, что ждет тебя. И ты не до конца знаешь, что это, или ты знаешь, что это, но не осмеливаешься сказать мне, или ты вовсе ничего об этом не знаешь.
— Что же меня здесь ждет?
Вместо ответа дон Хуан возобновил прогулку, и мы продолжали ходить вокруг площади в полном молчании. Мы несколько раз обошли площадь, выискивая, где бы сесть. Вскоре несколько молодых женщин встали со скамьи и ушли.
— Годами я рассказывал тебе о заблуждениях магов древней Мексики, — сказал дон Хуан, усевшись на скамью и жестом предлагая мне сесть рядом.
С горячностью человека, который рассказывает об этом впервые, он опять повторил мне то, о чем говорил много раз: что те маги, направляемые исключительно эгоистическими интересами, все свои усилия сосредоточили на совершенствовании методов, которые уводили все дальше и дальше от состояния трезвости и ментального равновесия, что они в конце концов были уничтожены, когда сложные конструкции их убеждений и методов стали настолько громоздкими, что они были просто не способны поддерживать их дальше.
Конечно, маги древности жили и множились в этих местах, — сказал он, наблюдая за моей реакцией. — Здесь, в этом городе. Этот город на самом деле был построен на развалинах одного из их городов. Здесь, именно в этом месте маги древности и совершали все свои деяния.
— Ты это знаешь наверняка, дон Хуан?
— Очень скоро ты будешь знать это так же точно.
Мое возросшее беспокойство заставило меня делать то, чего я не выносил: начать фокусироваться на себе. Дон Хуан, видя мое раздражение, подлил масла в огонь.
— Очень скоро мы узнаем, кто тебе больше нравится: древние маги или современные.
— Что за удовольствие тебе пугать меня этими странными и зловещими разговорами, — запротестовал я.
Общение с доном Хуаном в течение тринадцати лет, помимо всего прочего, приучило меня рассматривать панику как фактор, обычно сопутствующий скорому возникновению какой-то очень важной ситуации.
Дон Хуан, казалось, колеблется. Я заметил, что он украдкой бросает взгляды на церковь. Он даже казался рассеянным. Когда я заговорил с ним, он, казалось, не услышал моих слов. Я повторил свой вопрос.
— Ты ждешь кого-нибудь?
— Да, сказал он. — Можешь не сомневаться, жду. Ты поймал меня на сканировании окружающего пространства моим энергетическим телом.
— И что ты почувствовал, дон Хуан?
— Мое энергетическое тело чувствует, что все на своих местах. Пьеса начинается вечером. Ты — главный герой. Я характерный актер с маленькой незначительной ролью. Мой выход — в первом акте.
— Что ты имеешь в виду?
Он не ответил мне, улыбнувшись с видом человека, который знает, но не говорит.
— Я готовлю почву, — сказал он, — так сказать, разогревая тебя, втолковывая идею о том, что современные маги извлекли серьезный урок. Они поняли, что только в случае, если они будут полностью отрешенными, они могут получить энергию и стать свободными. Это особый вид отрешенности, который рождается не из страха или праздности, но из уверенности.
Дон Хуан умолк и встал, вытянув руки перед собой в стороны, а затем за спину.
— Сделай то же самое, — посоветовал он мне. — Это снимает скованность, а тебе нужно быть очень собранным перед лицом того, что предстоит тебе вечером.
Он широко улыбнулся.
— Этим вечером к тебе придет или полная отрешенность или абсолютное индульгирование. Это тот выбор, который должен сделать каждый нагваль моей линии.
Он опять сел и сделал глубокий вдох. То, что он сказал, похоже, забрало всю его энергию.
— Я думаю, что способен понять отрешенность и индульгирование, — продолжал он, — потому что знал двух нагвалей: моего бенефактора, нагваля Хулиана, и его учителя, нагваля Элиаса. Я видел различие между ними. Нагваль Элиас был отрешенным до такой степени, что мог отказаться от дара силы. Нагваль Хулиан тоже был отрешенным, но не настолько, чтобы отказаться от такого дара.
— Судя по тому, что ты говоришь, — заметил я, — я мог бы сказать, что сегодня вечером ты готовишь меня к какому-то испытанию. Это правда?
— У меня нет власти подвергать тебя испытаниям какого бы то ни было рода, но у духа она есть.
Он сказал это с усмешкой, а затем добавил:
— Я просто его проводник.
— Что дух собирается сделать для меня, дон Хуан?
— Я могу только сказать, что сегодня вечером ты получишь урок в сновидении так, как это бывало обычно, но это будет урок не от меня. Кое-кто другой собирается быть твоим учителем и гидом этим вечером.
— И кто же это?
— Тот, кто может оказаться для тебя полной неожиданностью, — или не будет неожиданностью вовсе.
— Какого типа урок сновидения я получу?