— Мое время на этой земле закончилось. Но остается Флоринда. Она теперь единственная, кто будет направлять не только тебя, но и всех остальных моих учеников.
— Будем ли мы с ней продолжать мою практику сновидения?
— Этого не знаю ни я, ни она. Все зависит от духа. Реального игрока. Мы не играем сами по себе. Мы просто пешки в его руках. Следуя предначертаниям духа, я должен сказать тебе, что представляют из себя четвертые врата сновидения, хотя направлять тебя я больше не смогу.
— Я не понимаю, какой тогда смысл разжигать мой интерес?
— Дух не оставляет решать это ни тебе, ни мне. Я должен описать тебе четвертые врата сновидения, нравится мне это или нет.
Дон Хуан объяснил, что в четвертых вратах сновидения тело энергии путешествует в особые конкретные места, и что существуют три пути использования четвертых врат: первый — путешествовать в определенные места этого мира, второй — путешествовать в определенные места за пределами этого мира, и третий — путешествовать в те места, которые существуют только в намерении других. Он отметил, что последний путь наиболее трудный и опасный из всех и, более того, является склонностью древних магов.
И что же, по-твоему, мне делать с этим знанием? — спросил я.
— В данный момент — ничего. Просто отложи его, пока не понадобится.
— Ты хочешь сказать, что я смогу пересечь четвертые врата сновидения самостоятельно, без всякой помощи?
— Сможешь ты это сделать или нет — зависит от духа.
Он резко оборвал тему, и в результате у меня отнюдь не создалось впечатления, что я смогу достичь и пересечь четвертые врата самостоятельно.
Затем дон Хуан назначил мне последнюю встречу, для того, чтобы, как он сказал, устроить мне магические проводы: заключительный пункт в моей практике сновидения. Он сказал, что мы встретимся с ним в небольшом городке в Южной Мексике, где жил он и члены его партии магов. Я прибыл туда после полудня. Мы с доном Хуаном сидели в патио его дома на каких-то неудобных плетеных стульях, покрытых толстыми подушками. Дон Хуан посмеивался и подмигивал мне. Стулья были подарком одного из женских воинов его партии, и мы просто должны были сидеть так, словно нас ничто не беспокоит, особенно его. Стулья были куплены в Фениксе, штат Аризона, и с большими сложностями переправлены в Мексику.
Дон Хуан попросил прочесть ему стихотворение Дилана Томаса, которое, по его словам, в данный момент больше всего подходило к моему состоянию:
Я стремился уйти
От лжи, подобной шипенью змеи
И непрерывный плач старого ужаса
Становящийся день ото дня все
невыносимее
Стекает через холм в пучину моря…
Я стремился уйти, но я боюсь;
Немного жизни, еще нерастраченной,
может взорваться
В границах старой лжи, горящей на земле,
И, потрескивая в воздухе, оставить меня
полуослепшим.
Дон Хуан встал и сказал, что он собирается прогуляться по площади в центре города. Он предложил мне присоединиться к нему. Я тут же решил, что стихотворение как-то ухудшило его настроение, и ему необходимо развеять его.
Мы дошли до площади, не говоря друг другу ни слова. Несколько раз мы обошли ее, все еще продолжая молчать. Возле магазинов на улицах, обращенных в сторону восточной и северной сторон парка, околачивалось несколько прохожих. Все улицы, окружавшие парк, были вымощены кое-как. Они были застроены массивными, одноэтажными кирпичными домами с черепичными кровлями, белыми стенами и окрашенными в синий или коричневый цвет дверями. На боковой улочке в квартале от площади угрожающе вздымались над крышей единственной в городе гостиницы высокие стены громадной колониальной церкви, похожей на марокканскую мечеть.
На южной стороне располагались два ресторана, которые существовали бок о бок, необъяснимым образом процветая в таком соседстве, хотя в них готовили практически одни и те же блюда и по одинаковым ценам.
Я наконец нарушил молчание, спросив дона Хуана, не находит ли он странным, что оба ресторана были практически одинаковыми.
— В этом городе возможно все, — ответил дон Хуан.
Что-то в его голосе вызвало у меня ощущение сильного дискомфорта.
— Почему ты так нервничаешь? — спросил он с серьезным выражением лица. — Ты знаешь что-нибудь, о чем не говоришь мне?
— Почему я нервничаю? Смешно. Я всегда нервничаю рядом с тобой, дон Хуан. Иногда сильнее, чем другие.
Казалось, он прилагал значительные усилия, чтобы не рассмеяться.
— Нагвали не самые дружественные существа на земле, — сказал он извиняющимся тоном. — Я научился этому весьма нелегким образом в борьбе со своим учителем, ужасающим нагвалем Хулианом. Казалось, от одного его присутствия для меня мерк дневной свет. Иногда он, бывало, фокусировался на мне, и мне тогда казалось, что моя жизнь висит на волоске.
— Ты, дон Хуан, несомненно оказываешь на меня такое же воздействие.
Он открыто рассмеялся.
— Нет, нет. Ты явно преувеличиваешь. Да по сравнению с ним я просто ангел.
— Может быть, по сравнению с ним ты и ангел, только вот у меня нет возможности сравнивать.
Он рассмеялся, а потом опять стал серьезным.
— Сам не знаю почему, но мне явно страшно, — объяснил я.