Искусство терять

Если обе встречи прошли по закону паритета, как и хотелось молодой паре, то последствия их оказались совершенно непропорциональными. Для Клариссы это означает иногда получать приглашение в Дижон и упоминать Хамида в телефонных разговорах с родителями, чаще всего в последний момент, перед тем как повесить трубку («Передай ему привет»). Но для Хамида эта встреча скрепила молчаливое примирение с семьей, и вот молодые принимают в Париже братьев и сестер, которых не было на обеде: всем хочется хоть один уик-энд провести в столице. Кларисса, единственная дочь в семье, смеется: их череда напоминает ей сцены из мультфильмов, где десятки персонажей один за другим выбираются из крошечного автомобиля. Кадер теперь учится на медбрата. Он сохранил веселую энергию, которую уже проявлял в нежном возрасте, и превращает для Клариссы детство, которого стыдится Хамид, в череду рассказов, способных насмешить до слез. Далила скучает в коммерческом училище, куда поступила, – оно слишком близко к Пон-Ферону, чтобы девушка могла покинуть родительскую квартиру. Весь уик-энд она показывает пальцем на дома, в которых хотела бы жить. Город интересует ее лишь постольку, поскольку она сможет позже в нем поселиться. Церковь с каменными кружевами задерживает ее внимание меньше, чем тесный балкончик, на котором похожая на нее девушка курит сигарету или развешивает белье. Клоду не повезло: на улице де Тюрбиго его остановил полицейский, убежденный, что он не имеет права носить такое имя, что это наверняка ложь или дурная шутка. Его отвели в участок, откуда его вызволил Хамид, и Париж остался в его памяти расистским городом, где ноги его больше не будет. Карима не приехала: в последний момент она предпочла пойти на день рождения к подруге-марокканке, уточнила Йема по телефону со смесью удивления и укоризны, и Хамид не знал, вызвано ли это отменой поездки или национальностью подруги. Постоянно откладывавшийся и так и не состоявшийся визит Каримы превратился в семейную шутку, которую Наима часто слышала в детстве: «отправить Кариму в Париж» стало для ее дядей и тетей синонимом «достать луну с неба». Мохамед и Фатиха приехали вместе, и Хамид, нервничая, ждет их у дверей вагона, номер которого просил несколько раз повторить, переживая, что не найдет их или они сойдут не на той станции; он ломает голову, что делать, если мелкие не выйдут из поезда, который медленно замирает, но нет, вот они, держась за руки, спрыгивают со ступеньки под умильным взглядом какой-то пассажирки, которая говорит их старшему брату, как будто речь идет о домашних питомцах: «Они такие милые. Я бы взяла их к себе». Им семь и шесть лет; это превращает Хамида и Клариссу в родителей. Она с удивлением смотрит, как он утешает плачущих малышей, моет их, одевает. Он брат и отец своим братьям, думает она, отмечая, что в этой формулировке есть какая-то античная странность.

В Пон-Фероне на руках у Йемы остался только маленький Салим, последыш, десятый ребенок. Она тихонько ласкает его и, улыбаясь, думает, что скоро возьмет на руки сына Хамида и Клариссы и что цепь детей, которых она прикладывала к своей груди, никогда не прервется.

• • •

В переполненное кафе, куда Хамид зашел выпить с коллегами по работе, входит молодая женщина с длинными темными волосами, пробирается среди посетителей уверенным шагом, заслонив руками лицо, как боксер в стойке. Она идет вслепую, посмеиваясь над собственной крутостью, а он застыл и стоит неподвижно, никаких мыслей в голове, завороженный этим телом без лица, которое движется прямо к нему, наталкивается на него, опускает наконец щит рук и вздрагивает. Они смотрят друг на друга. Ни он, ни она не смеют произнести имя, за которым может тотчас последовать отпор: «Вы, наверно, обознались». Так они стоят в сомнении и надежде, и наконец Хамид выдавливает из себя:

– Анни?

Она издает звук, похожий на рычание, лицо расплывается в улыбке:

– Хамид!

Девушка бросается ему на шею, не обращая внимания, что толкает клиентов и те вяло протестуют. Ошалев от неожиданности, они отстраняются, чтобы снова посмотреть друг на друга, повторяют имена, чтобы услышать, чтобы ответить, хватают друг друга за плечи, чтобы убедиться, что они здесь, что они реальны, и оценить, как оба выросли. Через несколько минут, когда они локтями и плечами пытаются расчистить местечко у стойки, Анни тихо говорит:

– Поверить не могу, что мы узнали друг друга…

Хамид молча улыбается: он ее, собственно говоря, и не узнал. Он увидел перед собой не девочку, с которой когда-то играл, а ее тетю Мишель, хотя думал, что совсем забыл ее за пятнадцать лет. Анни похожа на воспоминание, которого, как ему казалось, у него не было, а вот же – было, и он в восторге от этого открытия.

Она говорит ему, что он совсем не изменился, и тут же раздражается на себя: ведь так все говорят. Конечно же, изменился. Они расстались, когда он был маленьким мальчиком, лет восьми, может, девяти, она точно не помнит.

– Но я думала, что взрослым ты станешь именно таким. Вот что я хотела сказать: ты похож на того, кем обещал стать.