Читаем Искусство учиться полностью

В жизни Дворецкий — высокий, крупный мужчина в очках с толстыми стеклами, иногда забывающий переодеваться и принимать душ. Он чувствует себя неловко в обществе и, если не говорит о шахматах или не играет в них, напоминает рыбу, вытащенную из воды. Я встретил его на первом матче Карпов — Каспаров за звание чемпиона мира в Москве. Мне тогда было семь лет, и на протяжении всей моей юности мы иногда встречались, чтобы разобрать ту или иную партию. Иногда он жил у нас по четыре-пять дней во время своих визитов в США. Создавалось впечатление, что все, что не касается шахмат, ни в малой степени его не интересует. Если мы не занимались разбором партий, он сидел в своей комнате, неотрывно глядя на какие-либо шахматные позиции на мониторе своего компьютера. За едой мог бормотать что-то неясное, роняя крошки на пол, а во время разговора в уголках его рта собиралась обильная слюна, иногда стекавшая вниз, как капли клея. Если вы читали прелестную новеллу Набокова «Защита Лужина» об эксцентричном шахматном гении Лужине, то знайте: Дворецкий — это и есть Лужин.

За шахматной доской Дворецкий пробуждается к жизни. Он изящно передвигает фигуры своими толстыми пальцами. Он очень самоуверен, даже самонадеян. Напротив подающего надежды ученика он чувствует себя по-настоящему дома и немедленно начинает сооружать для него невероятно сложную шахматную задачу. Его репертуар сложнейших шахматных задач неистощим, и он предлагает их одну за другой с безжалостной настойчивостью. Дворецкий любит наблюдать, как одаренные шахматисты сражаются с его задачами. Он наслаждается своей властью, пока бурлящая креативность молодых чемпионов медленно сходит на нет. Как ученик, я считал эти занятия весьма напоминающими сцены в тюрьме в романе Оруэлла «1984». Независимо мыслящих интеллектуалов там безжалостно ломали до тех пор, пока от человека не оставалась только оболочка.

Занятия с Юрием Разуваевым, напротив, напоминали интеллектуальный отдых, а не оруэлловский кошмар. Применяемые Разуваевым методы зависят от его выводов о личности ученика и его предпочтениях в шахматах. Юрий на редкость проницательный психолог, и его педагогический метод начинается с тщательного изучения партий, сыгранных учеником. На удивление быстро он определяет основные характеристики стиля своего воспитанника, а также главные препятствия, мешающие его самовыражению. Затем он разрабатывает индивидуальную программу подготовки, направленную на систематическое углубление его знаний и развитие природного дара.

В противоположность ему Марк Дворецкий разработал сложную систему подготовки, которая подойдет любому молодому шахматисту. Его метод работы с молодежью состоит в том, чтобы довольно грубо разрушить игровую индивидуальность ученика, а затем вылепить новую индивидуальность по собственному шаблону. С моей точки зрения, этот метод может иметь самые негативные последствия для будущего одаренных молодых шахматистов.

В критический период моей шахматной карьеры, после выхода фильма «В поисках Бобби Фишера», возникли разногласия по поводу направления моей дальнейшей подготовки. На одной стороне был Дворецкий и его протеже, мой основной тренер, считавшие, что я должен погрузиться в изучение упреждающего стиля, то есть искусства играть в шахматы в стиле анаконды.

Великие игроки, игравшие в этом стиле (например, Карпов и Петросян), казалось, предугадывали любое движение своего соперника. Они постепенно усиливали давление на него, выжимая последние остатки жизни из своей жертвы и одновременно предупреждая любые попытки агрессивных действий еще до того, как их можно было материализовать. Они классические интроверты и контратакующие игроки по характеру, поэтому предпочитают спокойную, расчетливую манеру игры. Разуваев же настаивал, что мне стоит развивать свой собственный стиль игры. Он считал, что я одаренный шахматист атакующего плана и не должен отказываться от своих естественных преимуществ. Конечно, мне следовало глубже изучить стиль Карпова в шахматах, чтобы продвинуться дальше в своем развитии; но Разуваев не уставал подчеркивать, что я должен изучать Карпова с точки зрения Каспарова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное