— Бакфорд, мой верный Бакфорд, — я встал, совершенно не стесняясь своей наготы, ее уже столько раз лицезрели, что прятаться было полным идиотизмом, и со вкусом потянулся, разминая немного затекшие за ночь мышцы. — Я могу попенять тебя только то, что ты разбудил меня слишком поздно. Но сейчас я бодр и полон сил, и хочу немного размяться с мечом, пока вы будете готовиться к отъезду. — Говоря эту высокопарную, но так необходимую при общении с Бакфордом чушь, я одевался. Надев то самое исподнее, которое валялось там, куда его ночью зашвырнул, и оставил всю остальную одежду пока висеть на складном стуле и лишь обулся, потому что ходить босиком по голой земле не собирался. Затем, подняв плащ Эмили с пола, я протянул его Бакфорду. — Позаботься о баронессе.
Он степенно кивнул, давая понять, что принял правила игры, и что баронесса действительно существует, и находится тут в шатре, совершенно обнаженная, под шкурой, заменяющей одеяло, и о ней, естественно, нужно позаботиться. А кому, как не верному слуге это делать? Я же подошел к своей импровизированной постели, поцеловал красную как помидор Эмили в лоб, подхватил перевязь с оружием и вышел из шатра. Я понимаю ее, всего лишь скромная провинциалка, она понятия не имеет, что за традиции процветают при каждом дворе. Там такие пробуждения в присутствие слуг высокородного любовника считается нормой. Да половина из придворных дам даже не пытались бы скрывать свою наготу. От кого скрывать-то? Слуги же — это нечто вроде мебели. А ее муж не просто козел, он еще и дегенерат. Это надо додуматься отослать жену не просто погостить к родственнице, а ко двору Генриха. А что если бы случилось чудо, и даже не встретив меня по дороге, она умудрилась бы доехать? Бросить эту святую невинность прямо в клетку с тиграми, это он замечательно придумал. Надо полагать, долго стоял перед зеркалом, размышляя, какого именно размера рога ему будут больше к лицу, и, судя по всему, решил, что слишком больших рогов — не бывает, поэтому, вперед, дорогая, обеспечь своего муженька этим весьма развесистым украшением. Надеюсь, тетка у нее не слишком грымза и позаботится о девочке, потому что я точно не смогу этого сделать, у меня будет полно других дел. Максимум, на что я буду способен — это представить баронессу королю. Она и так приедет с изрядно подпорченной репутацией, даже, если бы сегодняшней ночи не было. Но она была, и намерен был продолжать ее развращать до тех пор, пока мы не прибудем на место.
— Я полагаю, что Эмили не зря вчера жутко смущаясь просила меня помочь ей в одном очень деликатном деле, — я уже подходил к краю поляны, где рыцари уже вовсю шуршали, собирая лагерь, а Конор метался между ними больше мешая, чем помогая, когда меня остановил голос Криспин.
— И что же баронесса просила у тебя такого деликатного? — я лениво обернулся, любуясь тем, что было так прекрасно продемонстрированно окружающим в весьма откровенном лифе ее платья.
— О, она всего лишь спросила, — Криспин подошла ко мне вплотную и наклонилась так, что я просто не мог на пытаться коситься на ее прелести. Голос лекарки упал до интимного полушепота, от которого у меня по спине пробежали толпы мурашек. — Она всего лишь спросила, нет ли у меня какого-нибудь зелья для того, чтобы не зачать случайно нежданное дитя.
— Вот как, — надо же умная девочка. А чего тогда я полночи изгалялся, делая так, чтобы мое семя не попало на плодородную почву? Неужели сложно было сказать? Или же… — А у тебя ничего подобного не было?
— Разумеется, было, — фыркнула Криспин. — Дитя должно быть желанным и разумеется зачатым в законном браке.
— Разумеется, — я кивнул.
— Полагая, что она не зря выпила вчера зелье и ей нужно будет приготовить еще?
— Это не твое дело, дорогая, — я улыбнулся, подхватив Криспин за подбородок, немного приподняв ее голову. Как же я был сейчас раздражен, кто бы знал. — Но, думаю, что на всякий случай приготовь еще.
После этого я скрылся за кустами, подгоняемый низким вибрирующим смехом этой ведьмы.
—
—
—