Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953

Учитывая почти повсеместные дискуссии о коррупции в современной России и в конце советской эпохи, тема взяточничества может показаться избитой. Однако этот феномен заслуживает нового подхода – изучения взяточничества как важнейшей, хотя по большей части скрытой, социальной практики, имевшей серьезные последствия для правовой, политической, идеологической, этической и институциональной сфер в сталинские годы (и в дальнейшем). Коррупционные отношения на основе взяток процветали в некоторых ситуациях не из-за живучести «капиталистического мировоззрения» среди узких слоев населения (как утверждал советский режим). Взяткодатели и взяткополучатели приучались использовать взятку как гибкое средство маневрирования в дезорганизованной экономике и неповоротливой бюрократической системе. В данном исследовании структура и культура сталинского общества рассматриваются сквозь призму теневой экономической деятельности. Традиционные практики подношения чиновникам подарков в знак благодарности, присущие многим группам в Советском Союзе, создали искусство предложения (и получения) взяток. Значительная часть общественности не считала взятки чем-то ненормальным. В чрезвычайно тяжелой послевоенной обстановке советские люди, в том числе государственные служащие низшего и среднего звена, сталкивались с трудными, а зачастую нелепыми обстоятельствами, от нехватки жилья и продовольствия до почти случайных арестов, осуждения и лишения свободы за мелкие неполитические преступления. Большинство представленного здесь материала призвано гуманизировать – но не романтизировать – логику и динамику операций, в ходе которых люди вырабатывали способы улаживать дела во времена хаоса.

Среди массовой разрухи, вызванной войной, население стало еще сильнее зависеть от произвола государственных учреждений при оформлении документов, касающихся жилья, торговли, миграций и работы. Споры по поводу этих документов часто рассматривались местной администрацией и местными судами, что давало их работникам отличную возможность разрешения таких споров за незаконную «мзду». Массовое преследование мелких преступлений после войны, отражая растущую одержимость государства идеей защиты государственных ресурсов от хищений и разбазаривания, неизбежно создавало условия, ускорявшие распространение взяточничества в правоохранительных органах. Некоторые люди осмеливались откупаться от судей, милиции или прокуратуры, дабы уберечь себя или близких от суровых обязательных приговоров. Сотрудники органов уголовной юстиции и других правоохранительных учреждений порой рисковали брать незаконную плату ради пополнения нищенских доходов.

Для властей живучесть взяточничества стала особенно болезненным напоминанием о неподатливости коррупционных практик. При всей его несовместимости с советскими ценностями общественной культуры и собственности, партии и правоохранительным ведомствам оказалось неимоверно трудно не то что искоренить, а даже признать и до конца понять взяточничество вне системы, которая будто бы его питала. Оно преодолело революционный водораздел между царской государственной службой и новым советским государством, правда в несколько видоизмененных формах, приспособленных к советским условиям. И дореволюционная интеллигенция, и большевики-идеалисты считали взяточничество неотъемлемым свойством удушающей бюрократии. Ничто не могло быть более явственным признаком чиновника-паразита, чем неофициальное требование денег или других ценностей за услуги. При царизме интеллигенция и средний класс видели во взяточничестве определяющую особенность коррумпированной администрации, в которой работало много самых непросвещенных и незнакомых с гражданским долгом жителей страны. Оно символизировало пропасть между служителями одряхлевшего государства – пекущимися только о собственных интересах – и обездоленными, угнетенными простыми людьми. Для советских руководителей взяточничество еще служило метафорой эксплуататорской и, вне всяких сомнений, обреченной системы капитализма.