В Москве ситуация с жильем была крайне плачевной. В 19431944 гг. в город вернулись сотни тысяч эвакуированных. Немецкие бомбежки повредили свыше 20 тыс. жилых зданий столицы59
. Многие москвичи, возвратившись из эвакуации, обнаруживали, что союзные ведомства или, чаще, жилотдел Московского горисполкома отдали их квартиры другим людям либо учреждениям. Новые квартиросъемщики нередко отказывались освобождать площадь в пользу прежних. Эти обстоятельства открывали перед работниками московской жилищной администрации огромные возможности. Не сумев разрешить спорные вопросы через городские жилотделы, люди могли подавать иски в суды, которые вскоре погрязли в тысячах жилищных дел. Уже в конце 1944 г. органы внутренних дел арестовали ряд московских судей за взятки от вернувшихся эвакуированных, с полным правом добивавшихся возврата своей жилплощади60.Председатель Верховного суда СССР И. Т. Голяков вспоминал, что массовое возвращение из эвакуации создало большую неразбериху61
. Разные работники жилищных органов и судьи, писал он, часто давали обеим сторонам спора из-за жилья право занять одну и ту же площадь. Подобные решения порождали бесконечные разногласия, в которые нередко вмешивались ответственные работники министерств и ведомств. Во многих случаях, по словам Голякова, суды, даже рассмотрев документы, путаные и противоречивые, просто не могли установить, кому в действительности принадлежит право на квартиру62.В письме Сталину от 18 сентября 1947 г. министр внутренних дел С. Н. Круглов описывал множество случаев взяточничества, раскрытых органами внутренних дел в московской жилищной администра-ции63
. Директор жилищного управления Таганского района Москвы, писал он, незаконно предоставила жилплощадь некоему гражданину Мерзлякову за взятку в 7 тыс. руб.64 В другом примере, приведенном Кругловым, директор райжилотдела и его бухгалтер незаконно давали квартиры – и прописку – разным людям, от которых получали взятки.В одном трагическом случае, документально зафиксированном в архивах Прокуратуры СССР, некто Н. К. Акулов пошел на отчаянный шаг, не сумев получить обратно свою квартиру, после того как вернулся из армии в 1944 г.65
С 1933 г. Акулов служил в НКВД, в комендатуре Кремля. Не допущенный на прежнюю жилплощадь на Мещанской улице (очевидно потому, что кто-то другой дал взятку влиятельному лицу), он с женой и двумя маленькими детьми самовольно вселился в пустующую квартиру, ожидая, пока ему разрешат занять прежнее жилье или дадут новое. 22 ноября 1949 г. милиция по ордеру прокуратуры «насильственно» выселила семейство с незаконно занятой площади, судя по письму жены Акулова к Берии. Два месяца Акуловы жили в коридоре. Их сын не мог ходить в школу. Будучи «физически неспособен это выносить», Акулов с семьей очень неохотно переехал к теще в ветхую, «полуразрушенную» 10-метровую комнатку. Поскольку там не нашлось места для кровати, все спали на полу. Зимой сквозь трещины в стенах в комнату наметало снег. В конце концов 11 января 1951 г. Акулов покончил с собой. Он оставил мрачную записку о своих обманутых послевоенных надеждах и своей уверенности, что разгул взяточничества – одно из многих негативных явлений, уродующих советское общество: «Отдать всё работе, все силы, здоровье и благополучие семьи и за это не иметь ничего, остаться ни при чем – это уже слишком, винить никого не хочу, а законы не судят. Эгоизм и подхалимство, взяточничество и бюрократизм процветают всюду, с такими показателями не придешь к коммунизму». Сам генеральный прокурор Г. Н. Сафонов подключился к расследованию, правда, не выказал сочувствия к жалобам жены Акулова. «Судя по поведению Акулова перед смертью, – писал Сафонов, – самоубийство явилось, очевидно, результатом расстроенной психики». (О дальнейшей судьбе жены и детей Акулова в материалах дела сведений нет.)