Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953

Начиная с середины войны и особенно сразу после нее адвокаты оказались в центре спора по поводу дополнительной «платы за услуги», которую они порой требовали. В судах военного и послевоенного времени у адвокатов стало обычной практикой брать с клиентов деньги сверх стандартных, весьма скромных официальных тарифов, установленных за юридические услуги государством (эти тарифы были разработаны в 1932 г., когда правительство запретило оказание юридических услуг частниками)⁵¹. В своем кругу адвокаты несколько саркастически именовали такую доплату «микст» (сокращение от «максимальное использование клиентов сверх тарифа»).

Вероятно, правильнее всего рассматривать «микст» как дополнительную плату за услуги. Такая плата в принципе не являлась взяткой, хотя сами юристы часто называлии ее нарушением правил адвокатуры. Тем не менее из-за «микста» прокуроры несправедливо предъявляли многим адвокатам обвинения во взяточничестве, тогда как те, скорее, просто совершали этический проступок, беря с клиентов лишнее.

Разумеется, многие адвокаты считали «микст» заслуженной компенсацией за дополнительные разъезды или канцелярскую работу, особую сложность дела или жалобы. По всем рассказам, с конца 1930-х или начала 1940-х гг. «микст» представлял собой повсеместное и неприкрытое явление в сталинской (и послесталинской) правовой системе. (Оригинальных исторических исследований на тему «микста» в военное время и в период позднего сталинизма не существует⁵².) Несколько юристов засвидетельствовали распространенность «микста» во время и сразу после войны. Одна женщина-адвокат сказала следователям в 1951 г., описывая период 1941-1947 гг. (и, возможно, несколько преувеличивая): «Я утверждаю, что в тот период в Москве буквально все адвокаты брали большие суммы денег от клиентов, так называемые “миксты”, и помню, что за сумму 25 тысяч рублей, которую брали адвокаты с клиентов, – их не привлекали к уголовной ответственности, а исключали из членов Коллегии адвокатов. Поэтому я относилась к этому вопросу, как к обычному явлению»⁵³. Судя по свидетельствам адвокатов, официального оклада юриста с трудом хватало на жизнь. Некая Князева рассказывала знакомому, что, уволившись в 1945 г. из армии, работает адвокатом и «ей тяжело живется». Князева просила знакомого, сотрудника Министерства юстиции, «подыскать для нее клиентуру, так как нужно было, как она выразилась тогда, “заработать”»⁵⁴.

Спрос на помощь адвокатов при переговорах с правовой системой был огромен. В одном только 1945 г. клиенты использовали услуги адвокатов, прикрепленных к московским судам, свыше 170 тыс. раз. Согласно статистике Министерства юстиции для ЦК, за первую половину 1950 г. более 700 тыс. чел. по всему СССР обращались к представителям адвокатуры с вопросами или просьбами об услугах; адвокаты действовали в 191 тыс. уголовных дел и более чем в 50 тыс. гражданских⁵⁵. В Москве стандартная плата, установленная в юридических консультациях при судах за наем адвоката для составления простого заявления, равнялась 50-100 руб.⁵⁶ Адвокаты, вопреки правилам, часто запрашивали в 5-10 раз больше.

Порой они говорили – или, по крайней мере, намекали – клиентам, что не станут особо стараться ради клиента, если им не доплатят. К примеру, в 1945 г. некоего Голикова, главу потребсоюза в Московской области, обвинили в хищении госсобственности. Назначенный ему судом адвокат, который по официальной ставке должен был представлять обвиняемого в суде за 1 тыс. руб., потребовал у его жены 9 тыс. руб. Юрист сказал ей, что дополнительные восемь тысяч нужны ему на «расходы», не уточнив, на какие именно. «Он только меня очень просил, – рассказывала жена Голикова, – никому об этом не говорить и приносить ему деньги только на квартиру. Я его как-то спросила: “Куда вы расходуете такие деньги, ведь вы живете без детей с женой?” Луговской мне ответил: “Это надо государству”. Я ему поверила, думая, что он действительно кому-либо по закону вносит эти деньги на расходы, связанные с ведением дела мужа». Тот же адвокат требовал деньги сверх тарифа и в других случаях⁵⁷.