Впечатление известной терпимости к тем, кто давал взятки должностным лицам, подкрепляется сделанным в 1949 г. Верховным судом СССР наблюдением, что местные судьи зачастую попросту снимали обвинение со взяткодателей. В некоторых случаях судьи даже возвращали им отданные деньги или иные ценности10
. Подобные действия судей, вероятно, отражали (и подтверждали) представление, что взяткодатели часто бывают безвинными жертвами бессовестных чиновников и что дачу взятки не всегда следует считать преступлением. Пример сочувствия ко взяткодателям можно найти в анонимном письме из Алма-Аты министру юстиции Рычкову, датированном 5 июня 1947 г. Автор сетует, что должностных лиц, осужденных за взяточничество, наказывают легко, дают им минимальный срок в 2 года, тогда как «взяткодателям – темным, неграмотным колхозникам» назначают «более суровую меру наказания»11. Иногда с несправедливостью этого соглашались даже сами взяточники. Как выразился один адвокат, признавшийся, что давал взятки: «Инициаторами любой взятки по любому делу я считаю лиц, берущих взятки, иначе бы взяткодатель мог легко бы очутиться в тюрьме»12. С такой точки зрения, в нравственном отношении было «лучше давать, чем получать», поскольку коррумпированные государственные функционеры вынуждали людей давать взятки. Эти двойные стандарты позволяли простым людям воображать моральную разницу между двумя сторонами взяточничества, несмотря на их обоюдное участие в одной и той же операции.Дело фронтовика Наумова представляет яркий пример уверенности, что в чрезвычайных условиях послевоенных лет предложение взятки являлось морально допустимым. Наумов признался на суде, что пытался заплатить за освобождение единственного сына, арестованного в конце 1946 г. и приговоренного к одному году заключения и пяти годам высылки из Москвы. В своем последнем слове Наумов сказал суду: «Мне было легче ходить в атаки на фронтах Отечественной войны, чем стоять сейчас перед судом… Но я выполнял гражданский долг отца, старающегося как-то облегчить судьбу своего сына»13
. Можно представить, как подобное настроение военнослужащего, объявляющего взятку ради сидящего в заключении сына своим «гражданским долгом», обеспокоило судебное и партийное руководство.Многие судьи как будто разделяли эту точку зрения. В тот период сроки наказания взяткодателям назначали меньше, чем взяткополучателям, несмотря на то что закон требовал обратного. Во время войны многие осужденные взяткодатели даже не получали приговора к лишению свободы. Разве мягкие приговоры взяткодателям не давали понять, что допущенное ими правонарушение незначительно, особенно в пору кризиса? Почти наверняка более суровое наказание взяткополучателей сигнализировало о том, что брать взятки в моральном отношении хуже, чем давать. Люди, обвинявшиеся в получении взяток, порой признавали в суде свою вину, обвиняемые в даче взяток – почти никогда. Зачастую они попросту не верили, что совершили преступление. Авторы юридических публикаций старались внушить судьям и прокурорам, что снисходительность ко взяткодателям недопустима, поскольку
В конце 1945 г. и в 1946 г. популярный сатирический журнал «Крокодил» печатал карикатуры, которые подкрепляют впечатление, что партийное руководство хотело оспорить социальную приемлемость дачи взяток. Своими простенькими рисунками на тему взяточничества «Крокодил», по-видимому, пытался пошатнуть общую уверенность, будто те, кто вынужден давать взятки, останутся (или, по крайней мере,