Искусство взятки. Коррупция при Сталине, 1943–1953

Автор доклада прокуратуры отмечает, что в каждой отдельной местности взяткодатели могли раскидывать настоящую разведывательную сеть из наблюдателей, которые собирали ценную информацию о сотрудниках различных ведомств⁵⁵. Целая армия просителей, жалобщиков, уборщиц, домработниц, секретарей и прочих лиц, так или иначе контактировавших с ответственными работниками (чаще всего неформально), потихоньку копили сведения о потенциальных объектах. Их ухитрялись извлекать из самых невинных, на первый взгляд, разговоров, узнавая о конкретном должностном лице все больше и больше.

У многих советских людей действительно выработалось шестое чувство, подсказывавшее, кто охотно согласится принять плату или подарок либо выступить посредником в их передаче. Конечно, такая способность служила одной из главных предпосылок предложения сделки, поскольку риск нарваться не на того человека грозил самыми печальными последствиями. Один взяткодатель поведал на заседании Верховного суда СССР: «Почему я так легко обратился к Морозову о взятке? Особых причин вообще не было, но я как-то инстинктивно чувствовал, что Морозов пойдет на взятку»⁵⁶. Инстинкту, видимо, помогли наблюдения за привычками Морозова: «Кроме этого, я знал, что Морозов любит выпить». Для работников того или иного ведомства нередко устраивались банкеты. На них сослуживцы общались в неформальной обстановке, узнавали друг друга в личном плане, что способствовало расцвету «преступных отношений».

Еще в одном случае некто А. М. Шестопалов на допросе угостил следователя Одесской областной прокуратуры М. С. Соловьева вишней. Следователь взял – и тем самым «разрядил официальную напряженность в отношениях между следователем и обвиняемым». Шестопалов тут же догадался, что Соловьев возьмет и взятку⁵⁷. Жена Шестопалова, стоявшая во время допроса в коридоре, сказала следователю, что у ее семьи в саду растут вишни, которые принесли массу ягод: «Невелика ценность, если желаете, могу занести к вам домой, варенье сварите». Следователь согласился. Вечером она явилась к Соловьеву на квартиру с 12 кг вишни и 3 тыс. руб. наличными. Сделка об освобождении ее мужа была заключена⁵⁸.

«Подарки могут быть просто подарками»

Интервью советских эмигрантов о жизни в СССР, проведенные научными сотрудниками Гарвардского университета, главным образом в Мюнхене и Нью-Йорке в 1950-1951 гг., – очень ценный источник для историков сталинского общества. Они предоставляют и свидетельства о народном отношении к взятке. Большинство респондентов покинуло СССР в 1942-1945 гг., их интервью освещают аспекты советской жизни в 1930-х гг. и самом начале 1940-х гг. Американских руководителей проекта интересовали, по их словам, «неформальные механизмы на работе и в быту», в том числе взяточничество и блат. В частности, они расспрашивали о том, как люди улаживали дела в обход формальных правил. При помощи одной серии вопросов интервьюеры выясняли, как взятка могла помочь поменять работу (или, наоборот, избежать перевода на другую работу), продвинуться по карьерной лестнице или преодолеть бюрократическую волокиту. Другая серия посвящалась обычаю врачей принимать подарки от пациентов. Ответы дают кое-какую информацию об отношении к этим типам сделок.

Как и следовало ожидать, на вопросы интервьюеров отвечали весьма по-разному. Одни респонденты утверждали, будто взяточничества в Советском Союзе вообще нет⁵⁹. Другие говорили, что слышали о случаях взяточничества среди приятелей или сослуживцев, но сами слишком боялись этим заниматься. Третьи расписывали взяточничество как настоящую чуму, поразившую все советское общество. Один мужчина, русский, в возрасте 51 года, выходец из сельской местности, окончивший лишь начальную школу, делал смелые заявления о невероятном могуществе спиртного: «С литром водки что угодно можно сделать. Литр водки может все»⁶⁰. Столь широкие обобщения мало что дают для определения масштабов и области распространения явления, зато отражают миф о коррумпированности советского государственного аппарата сверху донизу, противопоставляя продажных «их» страждущим и виктимизированным «нам».