Сон распался на пёрышки.Голубь вспархивает в темноту.Хлопанье крыльев стихает.Ночь полна серебра.Я умываюсь им, перед тем какотправиться в пустыню.Три часа ночи. Я вспоминаю,как когда-то мать оставиламеня в карантинном боксес воспалением лёгких.После забытья в горячкея думал, что я умер.И вокруг меня духи.Её звали Надежда,эту медсестру, что гремелашприцами в кювете на подносе.Она гремела стеклянными башнямив долине блеска. Онаносила халат на голое телои делала больнючие уколы.Я помню их всем телом, но в этуночную глухую пору я ухожув дебри Иудейской пустыни.Здесь все пустыри – пустыня,и все холмы, каждая кочкаозначает что-то библейское,почти столь же великое,как это имя – Надежда.Первое, что вспоминаюиз пребывания в стационаре, –Надя протягивает мне чашкукефира. С тех пор вкуссахарного песка, намокшегов кефире, – вкус рая. Я ухожуи слышу, как в ночи набедуинских стоянках лаютсобаки, как ревёт осёл.Я вдыхаю запах камней иовечьего помета. Но ятороплюсь, мне некогдапрощаться с тем, прощаться с тем,что я делаю здесь столькотысячелетий. Столько разя просил оставить меня в покое,наедине с природой, со всемиэтими климатическими поясами,средней полосой и русской равниной,с горами, морем и пустыней,но никак меня не оставляла тайна.Она со временем разошласьи стала делать уколы прямо в сердце.Я иду через пустыню и вспоминаю.Как однажды, в то самое время,в стационаре, когда меня навсегдапокорили стеклянные башни,к нам в окно палаты сунулисьдве лошадиные морды. А преждебешеный топот галопаобрушил ночь, и совхозные конис бесседельными всадниками-конокрадамиворвались к нам в окна первого этажа.Мы принесли ворам для лошадейиз бака в столовой хлеба.О, как я помню те стеклянные башни!Моё лицо в зеркале рассветаисчезает под пеленой тумана.Я возвращаюсь в кровать.Завтра я снова проведаю пустыню.Я пойду по лунной дороге,по приказу светил и юдоли.Что ещё могу я сделать, чтобыпреодолеть пустыню, гдестолько любил, где весна открываетсяослепительными анемонами,пламени которых я скормилне одну страницу. Я в пустынедобываю буквы. Вот как иныенамывают со склонов Шамбалы россыпьособых песчинок, так и я букваза буквой добываю крохидля матери-пустыни. Моя жизньвокруг, словно моё тело, –подражает стеклянным башням,когда-то привившим меня смыслом.Жизнь перестаёт быть призраком, еслидобывать из неё буквы. И тогдакакое-нибудь слово сможетснова стать стеклянной башней.Из темноты возвращается голубь.Он садится на ограду сна.Я подсыпаю ему крошки.