Исландия

Когда всплываешь с глубины,
тебя окружают виноградины серебра,
как вокруг лопнувших статуй.
Ночь пронизана фейерверком
Млечного Пути. В гулких пещерах
прячется эхо бегства.
Море роет могилы ветров.
Чернильные крики чаек.
Времена тогда слились в вечность.
К концу дня я набирался смелости
и звонил ей. Она уже была весела,
как многие, кто ненавидит утро
и боготворит вечер. Ничего
с этим делать не хотелось.
Что можно поделать со стихией?
Однажды я повёл её на концерт БГ.
Он проходил в кинотеатре «Ударник».
После него мы сидели в снегу на
нерасчищенных скамейках в сквере.
Болтали, прихлёбывали коньяк.
И ещё не знали, что это – счастье.
Что многое остальное – лимб.
Карантин чувств, непригодный для дыхания.
Что же вечность? Что пустая её работа?
Никому она не нужна, цена её перегрета.
Одно прикосновение способно
переломить бесконечность.
И пусть так будет.

* * *

Сколько гостиниц у меня за спиной.
Сколько безвестных людей
спали со мной в одной постели.
А может быть, умирали – нет
разницы. Приют изобретён
человечеством в награду за видения
одиночества. Гостиницы суть общие места,
как апокалипсис. Не забуду
один двухзвёздочный отель
в Лондоне. Каре корпусов печёночного кирпича,
курить на улице, толпы на входе и выходе,
в номере безымянно, безлико, два крана
с холодной и горячей водой. В самом деле,
англичане делятся надвое без остатка –
это либо совершенно правильные люди,
либо на всю голову сумасшедшие.
И никаких смесителей. В таких
отелях склеить ласты просто. Они
существуют в назидание человечеству,
чтобы не расслабляться видимостью уюта.
С тех пор я особенно люблю монашеские кельи,
вырезанные в мягком камне Иудейской пустыни.
Всё вокруг залито солнцем, ущелья слепят.
Есть последняя правда в таком обилии света,
всматривающегося в одиночество,
в утрату дома детства, в жизнь,
так и не обретшую радость и грусть
нового приюта. Лучше уж пустыня,
лучше берег тихой бухты, отгремевшей
зимними штормами, накатившими от берегов
Александрии, Смирны, Сиракуз или Родоса.
Лучше горячий ставень, льнущий
к дебрям заброшенного сада,
заросшего бугенвиллеей и дроком,
с благоуханьем пыли, розмарина.
Бесшумны каменные ступени,
на них недвижно время.

* * *