Исландская карта. Русский аркан

— Бог с вами, совсем напротив! Идеальные службисты, но… именно службисты. Отменно аккуратные, очень дотошные, а своей инициативы нет. — Посконников сам не заметил, как увлекся. — Прикажет начальник подчиненному — тот в лепешку расшибется, а приказание исполнит. Не исполнит — позор! Сейчас-то времена уже не совсем дикие, а все равно иногда бывает, что до харакири дело доходит. Распорол себе живот, выпустил кишки наружу — готово, смыл позор славной смертью. Вот так-то-с! Но уже редко, редко… Цивилизуется страна. Хотя… вот, скажем, неделю назад в Токио убили Арчибальда Дженнингса, второго секретаря британского посольства. Зарублен, судя по всему, самурайским мечом… в европейском квартале, почти в центре города!

— Убийцу поймали? — спросил Лопухин.

— Ищут. Вероятно, убийца — наемник из ронинов. Их еще тысячи остались, непримиримых, а дела им в новой Японии нет и не предвидится, вот они и берутся за что попало ради нескольких иен. Грабят на дорогах, терроризируют деревни… за каковые подвиги всякому позволено убивать их, не опасаясь судебного преследования, да мало кто решается-с… Убийца не был сумасшедшим, уверяю вас. По моему скромному суждению, подстеречь европейца, чтобы убить его из пустой злобы, он мог бы и вне города. Не-ет, ему был нужен именно Дженнингс!

Тотчас Посконников спохватился: не наговорил ли он лишнего? На лбу надворного советника немедленно выступил обильный пот, и влажный носовой платок вновь нашел применение.

Смахнул пот со лба и Розен. Консул уже успел поведать ему, что месяц фумидзуки считается в Японии наименее приятным вследствие несносной влажной духоты, и полковник, парящийся в своем черном мундире, уже начал жалеть об окончании перехода через океан. Там-то хоть ветерком обдует…

Лопухин, переодевшийся в приличный сюртук, от жары, по-видимому, не страдал. «Никак не может согреться после Шпицбергена», — думал о нем Розен, вкратце посвященный в историю злоключений графа, и был готов позавидовать ему.

— Ну хорошо, — сказал Лопухин. — Прогулялись — и будет с нас на первый раз. Как вы полагаете? Вернемся на судно?

— Господин барон ожидается прибытием с минуты на минуту, — отпапортовал консул о посланнике, совсем как о поезде. — Лучше бы нам вернуться, в самом деле-с.

Трое гайдзинов зашагали в сторону порта. Лопухин и Розен разглядывали строения Иокогамы, но, судя по их лицам, каждый делал это со своей точки зрения. Лопухин размышлял о том, что местной полиции, надо думать, невероятно трудно выслеживать преступников среди фантастического скопища лачуг и проулков столь узких, что в иных двум кошкам не разойтись. Розен же со своей стороны оценил позицию как крайне неудобную для обороны: ее и штурмовать не надо, достаточно поджечь несколько хибар — всё сгорит. Несколько каменных зданий, из-за которых Иокогама выглядит деревней, старающейся в родовых муках разродиться городом, ситуации не изменят… А еще полковник подумал о том, что батареи береговой обороны, из коих Лопухин разглядел лишь одну, поставлены грамотно, и случись морской пехоте штурмовать этот город с моря — потери будут тяжелее галлиполийских. Да, туземцы умеют учиться… Не прошло и пяти лет, как британцы угрозой бомбардировки Токио с моря вынудили молодого микадо согласиться на полное и окончательное открытие Японии для европейцев. И вот результат! Сунься-ка теперь сюда без спросу и с наглой мордой — только клочья полетят!

В порту было шумно. Иокогамский порт только строился, и до окончания строительства было еще далеко. Повсюду среди штабелей строительных материалов деловито сновали сотни низкорослых, почти голых рабочих. На оконечности недостроенного мола шумно пыхтела английская паровая лопата, подбирая ковшом целые груды внушительных булыжников с заякоренной баржи и ссыпая их в море. Большинство судов отстаивалось на якорях, лишь для «Победослава» портовые власти предоставили место для швартовки у причала. К другому борту корвета прильнула баркентина, похожая на изящную левретку рядом с боксером.

Цесаревич на берег не сходил — согласно указанию Лопухина, поддержанному не только Пыхачевым, но и консулом, ждал на борту корвета прибытия посланника, барона Корфа. Посконников, имевший в порту своих людей, телеграфировал ему еще до того, как швартовы связали «Победослав» с японской землей.

— С минуты на минуту прибудет, уверяю вас, — клялся Посконников.

И не соврал: не прошло и двух часов ожидания, как на пирс вылетела коляска, влекомая взмыленной вороной лошадью. Поднявшийся по сходням барон Корф оказался худощавым господином с изрядной плешью и умными глазами. Цесаревича он приветствовал почтительно, но без тени подобострастия и не потратил на него ни секундой более того, что диктовалось дипломатическим протоколом и приличиями.

— Скоро прибудут экипажи, на которых ваше императорское высочество отправится в Токио, — доложил он. — Его величество микадо оказал нам любезность, распорядившись выделить свои кареты, а также почетную охрану. Завтра в императорском дворце состоится прием с банкетом в честь вашего императорского высочества.