Исландская карта. Русский аркан

Свистунов — того хуже — вздумал обзавестись личным денщиком, для каковой функции наметил робкого матроса Илюхина. В ответ на несмелое возражение — избил беднягу так, что понадобилась помощь доктора Аврамова. Команда выстроилась на шканцах и принесла жалобу. Враницкий, моментально заметивший, что к матросам примкнули и морпехи, сообразил, что глоткой и свирепостью здесь не возьмешь, пообещал разобраться и доложил командиру. Пыхачев схватился за голову.

— Боже мой! Что же теперь делать? Разве что выговор ему закатить?

— Мало. Матросы не поймут. Что я им скажу?

О последней вырвавшейся фразе Враницкий немедленно пожалел. Хорош старший офицер! Но взволнованный Пыхачев, кажется, не заметил.

— Тогда как же быть? Павел Васильевич, вы уж подскажите…

— Шли бы в открытом океане — посадили бы наглеца под арест суток на трое. Но Япония рядом. Хорошо бы, чтоб до берега наказание кончилось. Британцы практикуют сидение на салинге.

— Однако… он же офицер!

— Они и к офицерам применяют это наказание, Леонтий Порфирьевич. Офицер сидит, как ворона на ветке, матросы внизу зубы скалят. Безобразие, конечно, но ведь команда-то в сущности права…

— Ну, так тому и быть. Скажите, что я приказал.

И мичман Свистунов уподобился вороне на ветке. Против ожидания, к наказанию он отнесся юмористически. Сидел, спрятав голову в воротник, ежился на ветру, высматривал Фудзи.

Запищала боцманская дудка, послышались отрывистые команды, загремела брань боцмана Зорича. По вантам полезли матросы.

— Вижу позади нас неизвестное судно! — донеслось вдруг с салинга.

Враницкий сейчас же приложил к глазам морской бинокль. Смотрел долго.

— Паровая баркентина, — доложил он командиру. — Идет под одними парусами, но ходко. Вон как ее кренит.

— Флаг разглядели? — спросил Пыхачев. — У вас глаза лучше моих.

— Надо думать, через час разглядим. Гм… Случись такая встреча близ Европы, я бы посоветовал пробить дробь-тревогу. Типично исландская посудина английской постройки.

Пыхачев взглянул на Враницкого и с улыбкой покачал головой:

— Полно вам, Павел Васильевич. Мы близ Японии, какие здесь могут быть исландские пираты? Обжегшись на молоке, на воду дуете?

— Леонтий Порфирьевич!

— Не обижайтесь. Почему бы не предположить, что это англичане и есть? Идут, наверное, от Сандвичевых островов, как и мы. Что в этом удивительного?

Старший офицер постарался вздохнуть незаметно. Беспечность командира могла вывести из себя и человека с более крепкими нервами.

— Британцы мало используют данный тип судна, Леонтий Порфирьевич. Тем более в рейсах через Великую Атлантику. Маловата скорлупка.

— Вот именно: маловата. Неужели она может нам угрожать?

Враницкий не желал напоминать Пыхачеву о том, что бою с пиратской эскадрой между Оркнейскими и Шетландскими островами, кончившемуся гибелью «Чухонца», предшествовало как раз появление малых суденышек противника по корме.

Он только спросил:

— Не приказать ли развести пары?

— Не рано ли? — вопросом на вопрос ответил Пыхачев.

Между ними давно было договорено, что в Токийском заливе корвет пойдет под паром. Чай, не джонка. Следует показать и японцам, и иностранным дипломатам, что для русских моряков трансокеанский переход — тьфу! Угля, мол, хватит до самого Владивостока.

Хотя угля было мало. В Иокогаме надеялись втихую прикупить еще.

— Боюсь, поздно будет, — мрачно напророчествовал Враницкий. — Того и гляди мыс Нодзима покажется.

— Прикажите разводить пары через час, — поморщившись, велел Пыхачев. — Иначе опять начнем дерево жечь и коньяки в топку лить. Ветер держится, ну и слава богу.

Однако ветер, усилившийся было до крепкого, начал понемногу стихать. Враницкий приказал прибавить парусов, а Свистунову — спуститься, принять в кают-компании полстакана рому и не показываться на глаза до вахты.

Зачем на палубе появился великий князь Михаил Константинович, вряд ли мог сказать он сам. Внешний вид наследника престола выдавал тяжкие страдания.

— Сине-желтый, как шведский флаг, — шепнул Розен Враницкому. — Перед микадо будет неудобно.

— Надеюсь, к тому времени цесаревич поправится, — с надеждой ответствовал старший офицер. — Второй день ни капли в рот не берет. Как вам только удалось его уговорить?

— Секрет. Скажу только, что августейшей семье мои методы не пришлись бы по вкусу. А что было делать?

Они обменялись сочувствующими взглядами.

Неизвестная баркентина не отставала — напротив, заметно приближалась. Враницкому никак не удавалось разобрать, под каким она флагом.

Прямо по курсу темной полосой сгустился из дымки низкий мыс Нодзима. Взяли два румба влево. Чертыхаясь про себя, старший офицер то и дело посматривал на часы. Предчувствия он имел самые скверные. Пунктуально выждав час, минута в минуту — отдал приказание разводить пары.

Вновь приложил к глазам бинокль — и, выругавшись, побежал к каперангу.

— Баркентина развела пары раньше нас, Леонтий Порфирьевич. Мне это совсем не нравится. Еще час-полтора — и она нас догонит.

— Ну полно, полно, — морщился Пыхачев. — Ну сами посудите, Павел Васильевич, какие могут быть исландцы в японских водах?